— На здоровье! Значит, умчишься прямо сегодня? Толькозавтра к вечеру все же вернись, а то Сеня меня с потрохами съест!

— За что?

— Варя, он полагает, что артист должен принадлежать емубезраздельно! Но не волнуйся, ты еще не начала сниматься и даже репетировать,так что пока свободна. К тому же его нет дома.

Машина за Варей пришла очень быстро. Она расцеловала НадеждуМихайловну и побежала вниз. Ее ждал черный громадный джип, помимо шофераприехал еще и охранник. Оба были безукоризненно вежливы и молчаливы. Отприсутствия охранника Варе было как‑то не по себе. Зачем ей охранник?Смешно!

Но вот джип наконец въехал в ворота. Дом был огромный.Охранник открыл дверцу, подал Варе руку. И тут на крыльцо в накинутой на плечишубке выскочила Марьянка.

— Варвара, какой кайф! — взвизгнула она и повислана шее сестры. — Какая ты умничка, что позвонила! Идем скорее в дом.

— Да это целый дворец! — засмеялась Варя.

— Ну и фиг с ним! Пошли скорее! Жалко, Алуська ужеспит! Она у меня такая хорошенькая, просто загляденье! Ой, Варька, какая тыстала… Дай поцелую! Я так рада, жалко мужа сейчас нет, он в отъезде… Вот,гляди, какой дом…

— Красотища! Это ты все сама обставляла?

— Конечно! Терпеть не могу дизайнерские дома, по‑моему,в них жить неуютно! А это Рассел! Не бойся, он не тронет!

От камина к ним медленно приближался громадный, носовершенно нестрашный пес.

— Что за порода?

— Филу бразилейра. Можешь погладить… Варька, тыголодная?

— Нет, спасибо.

— Может, выпьем по коктейлю? Или коньячку? Хотя, япомню, ты не любила коньяк! Может, джину с тоником?

— Давай!

— Варь, ну расскажи… про маму! Как она? Здорова? Замужне вышла?

— Нет… Но она здорова, воспитывает Ники, ведетхозяйство, у нас хороший дом, ну, то есть по‑сравнению с твоим — этодомишко, но нам хватает. У нее есть друг, врач‑офтальмолог… Так что…

— Здорово! Ну а ты?

Варя рассказала сестре, что с ней произошло.

— Офигеть! Как в сказке! Рада за тебя! А скажи…

— Погоди, Марьяша, я хочу все‑таки понять, чтомежду вами произошло? Почему мама даже слышать о тебе не хочет? Что ты ейсделала?

Марьяна вспыхнула.

— Она тебе не рассказала?

— Нет! Но я хочу понять!

— Может, не стоит, раз она ничего не говорит…

— Нет, стоит! Я должна это знать!

— Зачем?

— Затем, что она моя мать, а ты моя сестра! Что ты ейсделала?

— Тебе станет легче?

— Да!

— Ну что ж… Я отбила у нее мужика!

— Что?

— Что слышала! Да, отбила и вышла за него замуж! Исчастлива с ним, а он со мной!

— Господи… как ты могла?

— Да он все равно бросил бы ее… Она для него стара… Ион не любил ее, раз так легко бросил…

— Но она, значит, любила его… Я даже не знаю, чтосказать! С ума сойти можно!

— Ты в шоке?

— Да, если честно, мне такое и в голову не вскакивало!И ты, значит, счастлива, и совесть тебя не мучает?

— Ни капельки! Я как увидала его, с катушек слетела,влюбилась, как ненормальная… Помню, подумала тогда: зачем ей такой? И ему такаястарая не нужна…

— И он в тебя сразу влюбился?

— Нет, он не сразу… Его‑то как раз совестьмучила… Но потом он сдался, с потрохами… Скажи, Варь, а что она сказала, когдаузнала, что ты едешь в Москву? Запретила тебе со мной встречаться?

— Нет. Просто пожелала мне удачи, своей единственнойдочери, так она сказала.

— Ни фига себе мать! Не прощает родной дочери мужика!

— А ты бы простила?

— Откуда я знаю!

— А ты пробовала прощения просить?

— Нет, я боялась… А теперь уж все… поздно.

— Да, наверное… А впрочем, повиниться никогда непоздно…

— Варь, как ты себе это представляешь? Я должна пастьей в ножки и рыдать: прости меня, мамочка? Это, Варька, была такая сумасшедшаялюбовь, за которую ничего отдать не жалко…

— Даже маму?

— Даже маму! Кроме того, я всегда была для нее навторых ролях, она тебя больше любила!

— Не выдумывай!

— Ничего я не выдумываю! Просто твой отец умер во цветелет, а мой бросил ее с ребеночком, вернее, уже с двумя, через год после моегорождения. Она обиделась, не простила его и перенесла эту обиду на меня. Она жевообще прощать не умеет. Никого и никогда! Помнишь тетю Женю, которая ее чем‑тоневольно обидела?

— Нет, не помню.

— А, это было, когда ты уже усвистела в свою Германию.Она работала с такой милой женщиной, тетей Женей…

— И что?

— А то, что тетя Женя… в чем‑то, я уж и не помню,перед ней провинилась, ерунда какая‑то была, но мама обиделась на неекапитально! Та уж и не знала, как с ней помириться, и прощения просила, и комне обращалась, ни в какую… А уж свою последнюю любовь и точно мне не простит.

— Странно, никогда такого за мамой не замечала. Я воттут недавно ее обманула, она догадалась и только посмеялась… Странно!

— Так ты ж у нее любимица!

— Да что ты выдумываешь! Она нас одинаково любила! Онавообще справедливая…

— Ну не знаю… Может, у нее тогда климакс начинался, вотона и лютовала… Ладно, расскажи, у тебя кто‑то есть?

— Есть.

— Там?

— Там, конечно. Он хороший…

— Значит, ты его не любишь!

— Не знаю!

— А ты вообще… у тебя была сумасшедшая любовь? Ну,такая, чтобы в омут с головой?

— Нет, такой не было.

— А у меня была! И есть! Хочешь, я тебе его фоткупокажу?

— Покажи!

Марьяна вскочила и взяла с камина портрет в деревяннойрамке.

— Вот, смотри!

Мужчина на фотографии показался Варе очень немолодым.

— Интересное лицо! А сколько ему лет?

— Сорок восемь!

— Он почти вдвое старше тебя… Но моложе мамы на восемьлет.

— Именно!

— Поняла, теперь я все поняла.

— Варька, хватит об этом! Ваня мне не позволяетговорить о маме… Как ты думаешь, почему?