Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что?
– К чему ведешь, мистер? – нетерпеливо спросил Элефанти. – Что надо-то?
– Я уже сказал. Перевезти кое-что в Кеннеди.
– А дальше?
– Это уже мое дело.
– Посылка большая?
– Нет. Но курьер должен быть надежный.
– Вызови такси.
– Не доверяю такси. Доверял Сальви – а он сказал, что доверять можно тебе.
– Откуда Сальви узнал обо мне?
– Он знал твоего отца. Я ведь уже сказал.
– Никто не знал моего отца. Его душа была потемки.
Ирландец усмехнулся.
– И то верно. Он вряд ли говорил больше трех слов в день.
Это было правдой. Элефанти запомнил на будущее, что ирландцу об этом известно.
– Ну а на кого работаешь? – спросил он.
– На себя.
– Это что значит?
– Это значит, что не нужно брать больничный, когда болею, – сказал ирландец.
Элефанти фыркнул и поднялся.
– Пошлю с тобой до метро одного из своих. По ночам тут бывает опасно. Торчки в Козе готовы сунуть ствол в рожу ни за грош.
– Погоди, друг, – сказал старик.
– Мы с тобой знакомы две минуты, мистер, а мне что-то уже поднадоела наша дружба.
– Меня зовут Дрисколл Стерджесс. У меня своя лавка бейглов в Бронксе.
– Лавка брехни у тебя. Чтобы ирландец – и с лавкой бейглов?
– Все законно.
– Лучше возвращайся-ка обратно в тот ящик, который зовешь домом, мистер. Мой папаша не водил дружбу с ирландцами. Если отец и беседовал с ирландцами, то они были из копов. А они как плесень. Так проводить до метро или как?
Веселье сошло с лица старика.
– В Синг-Синге Гвидо Элефанти знал много ирландцев, сэр. Ленни Белтон, Питер Шеймус, Сальви, я. Мы все были друзьями. Выслушай меня минуту?
– Нет у меня минуты, – сказал Слон. Поднялся и перешел к двери, думая, что старик встанет за ним. Но Дрисколл только присмотрелся к нему и сказал:
– Ты владеешь хорошей компанией. Как ее здоровье?
Элефанти метнул взгляд на ирландца.
– Ну-ка повтори, – сказал он.
– Как здоровье твоей грузовой компании?
Элефанти вернулся на место и нахмурился.
– Как-как бишь тебя зовут?
– Стерджесс. Дрисколл Стерджесс.
– Другие имена есть?
– Ну… твой отец знал мое погоняло Губернатор. И пусть ты всегда будешь здоров и ветер будет в спину. Пусть дорога встречает тебя. И пусть Господь хранит тебя в Своей ладони. Это стихи, малой. С последней строчкой я сочинил песенку. Хочешь послушать? – Он поднялся, чтобы спеть, но Элефанти схватил его длинной рукой за пиджак и дернул обратно в кресло.
– Посиди ты минуту.
Элефанти долго буравил его взглядом, чувствуя себя так, будто у него только что взорвался котелок на плечах, а разум бил тревогу из-за важного туманного воспоминания. «Губернатор». Он уже слышал эту кличку – в далеком прошлом. Отец упоминал ее несколько раз. Но когда? Прошло столько лет. Это случилось под конец жизни отца, и ему, Элефанти, тогда было девятнадцать – возраст, когда подростки ничего не слушают. Губернатор? Губернатор чего? Он покопался в закромах памяти, пытаясь извлечь оттуда хоть что-нибудь. Губернатор… Губернатор… Что-то серьезное… связанное с деньгами. Но что?
– Губернатор, говоришь? – потянул Элефанти время.
– Он самый. Отец никогда тебе про меня не говорил?
Элефанти посидел, моргая, и наконец прочистил горло.
– Может быть, – сказал он. Его отец, Гвидо Элефанти, имел лексикон в шесть слов и говорил четыре раза в день, но каждое слово было шашкой, рассекавшей темную спальню, где Гвидо провел последние годы жизни, прикованный к постели случившимся в тюрьме инфарктом, а его угрюмые резкие приказы врезались в сердце некогда счастливого мальчишки, который почти всю юность прожил сам по себе – мать не могла с ним совладать, растили соседи да кузены, а отец чуть не все детство Томми отсиживал срок за преступление, о котором так и не проронил ни слова. Когда отец вышел, Элефанти было восемнадцать. Они так и не сблизились. Незадолго до двадцатого дня рождения сына старика свалил второй инфаркт, в этот раз окончательно. К этому времени сын уже привык к безотцовщине. Не считая пары случаев, когда отец брал его, пятилетнего, купаться в бассейн Коз-Хаусес, Элефанти мало что мог вспомнить о совместном времяпрепровождении. А старик, вернувшийся тогда из тюрьмы, был молчаливым как никогда, мрачным подозрительным итальянцем с каменным лицом, держал жену и сына железной рукой, руководствуясь единственным девизом, который вбил в голову сыну и который уверенно провел Гвидо от обнищавших доков Генуи до смертного одра в красивом особняке в Козе, купленном за наличные: все, что ты есть, все, чем ты будешь в этом жестоком мире, зависит от твоего слова. Тот, кто не может сдержать слова, говаривал Гвидо, ничего не стоит. Только с возрастом Элефанти по-настоящему оценил мощь своего старика, способного даже из постели, больным, управлять с разумной и твердой уверенностью бизнесом по перевозке, хранению и строительству. Этот старик, у которого была странноватая жена и который трудился в мире двуличных гангстеров без воображения, всегда готов был прервать долгое молчание одним и тем же предупреждением: «Держи рот на замке. Никогда не задавай вопросов клиентам. Помни – мы все лишь бедные генуэзцы и ходим под сицилийцами, а их не заботит наше здоровье». Да, и здоровье. Старик только и думал что о здоровье. «Твое здоровье: твое здоровье – это всё. Помни о здоровье». Элефанти слышал это так часто, что у него сводило зубы. Сперва он верил, что это кредо взросло на почве недуга отца. Но когда старик был на пороге смерти, изречение обрело новый смысл.
В товарном вагоне, напротив престарелого ирландца, в сознание Элефанти вдруг ворвалось пугающе четкое озарение, приземлившись на сердце с такой тяжестью, будто кузнец ахнул молотом по наковальне.
Они были в спальне старика всего за несколько дней до его смерти. Старик отослал мать в магазин, попросив принести апельсинового сока – который не любил, но периодически пил из-за уговоров жены. Они же остались в спальне вдвоем, смотрели, как рассказывает местные новости Билл Бейтел, многолетний ведущий седьмого канала: Элефанти – в единственном кресле в комнате, старик – в кровати. Казалось, отца занимают какие-то другие мысли. Он оторвал голову от подушки и сказал:
– Сделай погромче.
Элефанти сделал, потом передвинул кресло ближе к кровати. Не успел сесть, как старик схватил сына за рубашку и притянул к кровати, прижав лицо к своему:
– Следи в оба за появлением одного человека.
– Кого?
– Старик. Ирландец. Губернатор.
– Губернатор Нью-Йорка? – спросил Элефанти.
– Да не этот жулик, – сказал отец. – Другой Губернатор. Ирландский. Такое у него погоняло – Губернатор. Если он покажется – а это вряд ли, – он спросит тебя о здоровье. Так ты и поймешь, что это он.
– И что с моим здоровьем?
Отец