— Нет, что вы. Мы будем ужинать позже, после того как поедят в столовой.

— А там сейчас ужинают? Няня кивнула.

— В таком случае граф не пошлет за мной, пока они не закончат. Побудьте со мной, пожалуйста.

Лариса видела, что няне понравилось приглашение, — очевидно, прежние гувернантки пытались с первой минуты утвердить свое превосходство. Она хорошо помнила свою няню и знала, как легко новый в доме человек может обидеть ее, покусившись на уже ставшие традицией привилегии. Она вспомнила гувернанток, которые служили у них до тех пор, пока отец не выгнал всех окончательно. Между детской и классной постоянно шла война. Ларисе подумалось, что няня, возможно, будет ее единственным союзником во всем замке.

В то же время ее не покидало удручающее впечатление от встречи с мадам Савини и от того, что она узнала о своих предшественницах. Теперь нужно держаться за няню не только во имя хороших отношений, но и ради реальной помощи, если таковая понадобится.

— Расскажите мне о Жан-Пьере, — попросила она, закончив трапезу.

В этот момент Сюзанна принесла кофейник и, взяв поднос с посудой, удалилась.

— Он счастливый ребенок, — ответила няня.

— Наверное, ему здесь одиноко, или, может быть, в замке есть другие дети, с которыми он играет?

— Он вполне доволен жизнью, — быстро сказала няня. Лариса про себя отметила, что вопрос о друзьях, видимо, относится к скользким темам, и осторожно спросила:

— Он испытывает недостаток материнской ласки. Наверное, он много общается с отцом?

Вопрос нельзя было назвать неуместным, но Лариса не удивилась, что няня несколько помедлила с ответом:

— Жан-Пьер получает все, что нужно ребенку! Он отлично себя чувствует, если окружающие не пытаются заставить его делать вещи, с которыми он не в состоянии справиться.

Няня ответила довольно резким тоном, и Лариса поняла, что ее вопрос об отце Жан-Пьера остался без ответа. Она хотела расспросить еще очень о многом, но тут пришли от графа, который хотел побеседовать с гувернанткой. Лакей передал Ларисе записку:

«Граф просит мадемуазель немедленно спуститься в гостиную».

Приказ внушал благоговейный ужас, и, поднимаясь из-за стола, Лариса взглянула на няню.

— Не бойтесь, — тихо сказала няня так, чтобы это могла слышать только Лариса. — Помните, он очень любит ребенка.

Тем не менее, Лариса сильно волновалась, следуя за лакеем вниз, на первый этаж. Они миновали широкий коридор и подошли к большой двустворчатой двери, изысканно расписанной и позолоченной по моде восемнадцатого столетия. Лакей отворил ее, и Лариса оказалась в одной из самых впечатляющих гостиных, которые когда-либо ей приходилось видеть. Она была почти квадратной, портьеры с ручной вышивкой скрывали высокие окна. Стены были облицованы резными позолоченными панелями, по потолку шла великолепная роспись: богини и купидоны. Пол был укрыт обюссонским ковром. Диван и стулья, деревянные резные части которых были позолочены, несомненно, относились ко времени правления Людовика XIV. Мебель была обита камкой. Любой знаток пришел бы в восторг от этой коллекции. Раньше Ларисе приходилось видеть такие старинные комоды с мраморным верхом и витыми ручками только на иллюстрациях.

Однако, несмотря на всю роскошь, отнюдь не интерьер гостиной приковывал ее внимание, а человек, сидевший за письменным столом палисандрового дерева. Резная высокая спинка кресла служила отличным фоном, подчеркивающим значительность этого пожилого мужчины. Его вид внушал страх, благоговение, преклонение перед его могуществом, но в то же время им невозможно было не восхититься. Чувствуя себя школьницей, которой грозит выговор, Лариса медленно двинулась к столу. Он неотрывно следил за ней. Лариса сделала реверанс и взглянула на графа.

— Вы мисс Лариса Стантон? — Граф почти без акцента говорил по-английски.

— Да, граф.

— Я уже кое-что слышал о вас от мадам Савини. Однако вы гораздо моложе, чем мы думали.

— Мне жаль, что я разочаровала вас, граф.

— Я не сказал, что разочарован, я всего лишь констатировал факт. Гувернантки обычно бывают средних лет, по крайней мере, им за тридцать!

Лариса не нашлась что на это ответить.

— Пожалуйста, присядьте. Мне нужно с вами поговорить, — продолжал граф.

— Благодарю вас, мосье.

Лариса опустилась на краешек стоявшего возле стола стула с жесткой спинкой. Она опустила глаза, зная, что граф ее рассматривает.

— Вы хороший преподаватель?

— Надеюсь доказать это на деле.

— Это ваш первый опыт?

— Да, мосье. Наверное, моя крестная, леди Луддингтон, объяснила графине де Шалон, почему я была вынуждена пойти работать.

— Да, мне говорили, что вы вполне подходите, чтобы служить в моем доме, и что ваш английский совершенно безупречен.

— Надеюсь, это так. Мой отец, написавший несколько книг о греческих древностях, требовал, чтобы мы говорили правильно и выразительно.

— Это как раз то, что необходимо моему внуку, — одобрительно заметил граф. — Он сделал паузу и произнес: — Теперь, когда я вас увидел, я понял, что вы совсем не такая, как я ожидал, но это, может быть, и к лучшему. Лариса неотрывно смотрела ему в глаза.

— Женщины, которые были здесь и называли себя гувернантками, представления не имели о преподавании. Жан-Пьер — исключительный ребенок. Он способен научиться чему-либо только у того, кто завоюет его доверие. Поэтому важно в самом начале не совершить ошибку. Ему просто необходимо приличное образование, чтобы со временем он мог занять мое место, место главы семейства.

Лариса чуть было не заметила, что до той поры очень далеко, но сдержалась.

— В один прекрасный день он будет сидеть на моем месте. Он будет управлять этим имением, которое принадлежит моей семье вот уже семь столетий! Он добудет новую славу нашей прославленной фамилии, а как личность — будет предметом восхищения и уважения окружающих.

Ларисе показалось, что интонация графа выдает его слепую веру во внука, — очевидно, именно это няня и подразумевала, говоря, что граф безумно любит ребенка. В монологе графа возникла пауза, и Лариса почувствовала необходимость что-нибудь сказать:

— Я сделаю все, что от меня зависит, для того, чтобы Жан-Пьер смог достойно исполнить все предначертанное вами. Но пока он еще ребенок.

— Мальчик вырастает в мужчину! Знаете, как говорят иезуиты: «Дайте мне ребенка до семи лет, и я вылеплю его характер, который останется на всю жизнь!»

Лариса не знала, что и ответить. И граф сурово произнес:

— Будем надеяться, что это не так. Дуры, идиотки, которые пытались учить его до настоящего момента, все делали неправильно. Они с самого начала настраивали его против себя, а следовательно, против учебы. В мозгу ребенка всегда есть потайная дверь, которую он в любой момент может захлопнуть, если сам не пожелает учиться.