Он говорил торопливо и сбивчиво, словно боясь, что если остановится хоть на секунду, Эйприл найдет сотни причин для отказа.

- Тебе не придется переселяться к моим родным, хотя, если станет совсем худо… Может быть, домишко их и невелик, но зато у каждого большое доброе сердце, и они будут рады приютить тебя. Наверное, ты думаешь, что я дурак, раз хочу жениться на тебе, а сам беден, как церковная мышь, но ведь когда человек влюблен, он часто ведет себя по-дурацки… - Он смахнул слезы, медленно катившиеся по его гладким щекам. - Пойми меня правильно, Эйприл. Я знаю, что ты живешь в большом особняке, носишь красивые платья. Я не могу дать тебе всего этого… Но, видит Бог, я люблю тебя всем сердцем, Эйприл, и никогда в жизни не обижу, клянусь!…

Все это нахлынуло на нее неожиданно, словно гроза в жаркий летний день. Эйприл казалось, что это какой-то сон. Губы ее шевелились, но она не произносила ни слова.

- Я поговорю с твоим отцом, - твердо сказал Олтон, снова обнимая и прижимая ее к себе. - Я пойду к нему и почтительно попрошу твоей руки!…

И снова Эйприл стало стыдно. А внутренний голос уже нашептывал ей: «Вот и найден выход из теперешнего ужасного положения. Только так ты можешь спастись от своего безумного отца!» Конечно, нехорошо выходить замуж без любви, но иного пути, кажется, нет…

Олтон ласково взял ее за подбородок.

- Я сделаю тебя счастливой, - улыбнувшись, сказал он и нежно поцеловал ее в губы.

Эйприл чувствовала, что он говорит искренне. И снова ответила на поцелуй Олтона, беззвучно молясь о том, чтобы Господь простил ее…

На потолке плясали полуденные тени. Эйприл понимала, что ей давно уже пора вставать, но почему-то все медлила. С самого рассвета она не переставая плакала и теперь чувствовала себя опустошенной. Кроме того, ее мучила постоянная необходимость скрывать от всех свои слезы. А больше всего она ненавидела себя за то, что не может выбраться из того постыдного существования, которое вынуждена теперь влачить.

«Трусиха, - мысленно ругала она себя. - Да, другого слова не подберешь. Я просто трусиха, потому что вижу лишь один выход из создавшегося положения - бегство. А замужество, которое предлагает мне Олтон, является именно бегством. Но ведь даже если я останусь дома, то все равно ничем не помогу отцу…»

Впрочем, временами он как будто снова становился прежним, но теперь это случалось все реже и реже. Прислуга уже говорила о его странностях не таясь, и лишь на преданную Поузи и верного Бьюфорда можно было положиться, как и раньше. Остальные же слуги испуганно перешептывались, считая, что их хозяин сошел с ума, более того - стал опасен.

«Опасен…» - Эйприл снова и снова повторяла это слово. Оно причиняло ей невыносимую боль. Конечно, отец делает это не нарочно. Но не далее как сегодня утром он подошел к двери ее спальни. Обнаружив, что она заперта, тихонько постучал и спросил:

- Лорена, почему ты заперлась? Я хочу тебя, дорогая! Ты же знаешь, что нам будет хорошо вдвоем…

Эйприл зарылась с головой в подушки, стараясь не слышать его голоса. Не дождавшись ответа, отец с силой заколотил в дверь. Эйприл, вся дрожа, спряталась под одеяло и заплакала. Ей стало страшно: вдруг он сломает дверь?… А отец в раздражении уже закричал:

- Это не похоже на тебя, Лорена! Раньше ты никогда мне не отказывала… Я рассержусь на тебя. В конце концов, я твой муж, и у меня есть свои права!…

Прошло еще несколько минут, показавшиеся Эйприл вечностью. Наконец, он сдался и медленно возвратился к себе.

Господи, сколько она еще может терпеть? Долго ли ей удастся держать обезумевшего отца на расстоянии?…

В дверь постучали. Эйприл замерла, твердо решив не открывать. Пусть отец думает, что она уже ушла по делам.

- Мисс Эйприл, вы что, заболели? Господи, это же Поузи! Эйприл мгновенно выпрыгнула из постели и торопливо отперла дверь.

- Почему вы до сих пор не спускаетесь? - Поузи с подозрением оглядела хозяйку и вошла в спальню. - Менди говорит, что уже стучалась к вам рано утром, и вы не ответили. Что с вами, деточка? Вы что-то неважно выглядите…

Эйприл быстро отвернулась: не нужно, чтобы Поузи видела ее заплаканные глаза.

- Со мной все в порядке. Должно быть, я еще спала, когда приходила Менди. Вообще я что-то разленилась в последнее время!

- Ну, ничего страшного!… А я пришла сказать, что сегодня вашему отцу гораздо лучше. Он уже встал, оделся и прошел в свой кабинет - должно быть, хочет поработать. Сказал, чтобы я поднялась к вам и узнала, спуститесь ли вы к ленчу.

Эйприл вздохнула с облегчением. Раз отцу лучше, значит, видения отступили. Так что бояться нечего!

Но она тут же вспомнила об Олтоне. Вряд ли молодому человеку стоит говорить с ее отцом, когда тот не в себе. А вот сегодня утром - самый подходящий момент. Пожалуй, лучше она пошлет за Олтоном прямо сейчас.

Да, другого случая может не представиться. Остается только молиться о том, чтобы Олтон никогда не узнал, что она его не любит. И Эйприл тут же дала себе клятву сделать все от нее зависящее, только бы Олтон был счастлив.

Теперь или никогда! Она собралась с духом и обернулась к Поузи:

- Пошли Менди на конюшню за Олтоном. Я хочу пригласить его сегодня на ленч.

- Пригласить маста Олтона Мозли? - У Поузи глаза полезли на лоб. - Да ты, наверное, шутишь, деточка! Ты же знаешь, каков твой отец. Он не потерпит, чтобы за его столом сидела всякая белая шваль!

- Олтон не белая шваль! - взорвалась Эйприл.

Поузи мгновенно стушевалась.

- Извините. Я знаю, что маста Мозли - достойный молодой человек, но у него и гроша за душой нет. А ваш отец ни за что не посадит бедняка рядом с собой за стол… Попомните мои слова: он придет в ярость! Ведь маста Мозли - всего лишь рабочий на его конюшне, а таких хозяин никогда к себе не приглашал. Даже для Таггертов он не делал исключения… - Поузи умолкла, а потом с упреком добавила: - Я ведь сказала, что у вашего отца сегодня хороший день. Ну неужели вы хотите все испортить?…

- Делай, что я велела, Поузи. Я не обязана перед тобой отчитываться. И проследи, чтобы Менди передала Олтону мое приглашение.

Эйприл самой было противно разговаривать с преданной служанкой в таком тоне, но и сил спорить у нее тоже не было. Однако отступать было поздно.

Пробормотав «Слушаюсь, мэм», Поузи удалилась, что-то ворча себе под нос.

Эйприл сполоснула лицо холодной водой из фарфорового кувшина и принялась расчесывать свои длинные золотистые локоны. Для ленча она выбрала светло-зеленое шерстяное платье с высоким, обшитым кружевом воротником и длинными узкими рукавами. Найдя бархатную ленту в тон платью, девушка подвязала волосы так, что роскошные кудри спускались ей на плечи. Слегка подушив себе за ушами, она взглянула в зеркало и осталась довольна: вид вполне подходящий для такого торжественного случая.