– Что такое? – прошептала Флисс.

– Эти письма… Я думала, что они все бабушкины, но тут есть еще одна стопка. Смотри. – Бетти подтолкнула конверт к сестре, указывая на знакомые каракули. – Это папин почерк, и письмо адресовано нам, но… – она перевернула конверт. – Оно нераспечатанное.

Флисс, пораженная, схватила другой конверт.

– Но бабушка же говорила, что папа перестал писать… Что ему было слишком стыдно… Зачем ей было врать? Разве что… а вдруг он болен? Или умирает? – Она поддела ногтем печать. – Надо их открыть!

– Нет! – Бетти выхватила у нее письмо. Бабушка была болезненно честной, особенно когда дело касалось родителей, так почему она решила спрятать эти письма? До сих пор она скрывала от них только то, что было связано с проклятием…

– Но они наши! – настаивала Флисс. – Мы имеем полное право посмотреть, что там!

– Знаю, – сказала Бетти. – Но бабушка не просто так их спрятала. Сама подумай: она явно собирается вручить их нам в какой-то момент. Иначе зачем их вообще хранить?

– Но когда? Смотри, тут дата на штемпеле – его отправили три месяца назад!

Бетти смотрела на конверт, пытаясь понять, что в нем ее смущает. И поняла.

– Гляди! – она ткнула пальцем в слегка размазанный оттиск. – Видишь? Даже не верится, что я сразу не заметила.

Флисс присмотрелась внимательнее.

– Погоди… у тюрьмы ведь другая эмблема!

– Совсем другая.

Бетти могла в деталях вспомнить эмблему тюрьмы на Вороньем Камне: витиеватое изображение башни в окружении стаи ворон. Но эта эмблема была другой: несколько угрей, извиваясь, оплетали тяжелый навесной замок. Или не угрей?

– Он никогда не прекращал нам писать, – пробормотала Бетти, вдруг устыдившись того, как легко она поверила, что отец решил разорвать с ними связь. Что он снова обманул их ожидания. А он не обманывал. На нее нахлынула волна любви к нему, смывая накопившуюся злость. – Его перевели в другую тюрьму, вдали от Вороньего Камня, и бабушка не хотела, чтобы мы об этом знали.

Флисс прочитала крошечную надпись под штемпелем.

– Пиявочный Пруд?

– Звучит довольно мерзко. – Бетти начала с отвращением рассматривать эмблему. Значит, все-таки не угри, а пиявки. Она проглядела другие конверты – на некоторых штемпель был четче.

– Забытая пустошь… – прочитала Бетти. Это звучало знакомо. – Подожди здесь.

Она вышла из кухни и прокралась обратно в комнату. Чарли вовсю сопела, свернувшись под одеялом, словно орешниковая соня. Бетти порылась в картах и нашла ту, что искала. Она принесла ее на кухню и развернула на столе. Вощеная бумага потрескалась, но чернильные надписи и крошечные значки, прорисованные вручную, не утратили красоты. Она быстро нашла Заболотье – недалеко от центра карты. Вокруг него были горы, долины – и, в общем-то, больше ничего. Бетти почувствовала комок в горле. Сколько же до него добираться?

Ее палец скользнул вниз по карте, к неровным контурам Вороньего Камня и трех островов Скорби, изображенных посреди Туманных топей. Остров Утраты полумесяцем огибала гряда смертоносных скал, известных как Чертовы Зубы. А на острове Расплаты была чернилами нарисована Воронья башня, самая древняя часть тюрьмы.

– Бабушка берегла нас, – сказала Бетти, постепенно начиная всё понимать. – Она не могла допустить, чтобы мы покинули Вороний Камень и отправились на встречу с отцом. Проще было спрятать письма и сделать вид, что он до сих пор здесь, но… – она умолкла. Ее вдруг кольнула мысль – словно шип на листе чертополоха.

Флисс нахмурилась.

– Могла бы мне сказать… Я же знала, что никому из нас нельзя уезжать. Но почему вообще его перевели?

– Наверное, проще было никому не рассказывать, – ответила Бетти. Она спешила поскорее высказать все, что думала: колючая мысль уже начала пускать корни. – Преступников, как мне кажется, переводят из одной тюрьмы в другую по множеству причин, но зачем бабушке туда ходить, если там нет папы? Если только она не притворялась, что ходит…

Флисс покачала головой.

– Она там была.

– Откуда ты знаешь?

– Я занимаюсь стиркой, – ответила Флисс. – А бабушка постоянно забывает вынимать вещи из карманов. Подожди тут. – Она крадучись пошла к себе в комнату, оставив Бетти одну в темной кухне. Через короткое время Флисс вернулась с клочком бумаги, на котором была оттиснула эмблема тюрьмы на Вороньем Камне. – Видишь? Талон на посещение, с прошлой недели.

– Но почему ты его сохранила? – спросила Бетти. – Ты же не могла уже тогда подозревать… ой… – Перевернув листочек, она увидела слащавый любовный стишок, записанный петлистым почерком Флисс и обрамленный цветочками и сердечками. – Фу!

– Не читай это! – огрызнулась Флисс. Покраснев, она отобрала у Бетти бумажку. – Важно то, что этот листочек доказывает: бабушка недавно навещала кого-то в тюрьме.

Бетти снова почувствовала, как внутри кругами расходится тревога.

– Но если не папу, то кого?

К рассвету с топей приполз густой туман. Он растекся по улицам и просочился в «Потайной карман», сделав воздух в доме соленым и влажным.

Когда Бетти проснулась, волосы у нее кудрявились еще сильнее обычного. Дрожа, она натянула выстывшую за ночь одежду и влезла в сапоги, которые донашивала за Флисс; Бетти они были чуточку велики. Потом она протопала на кухню, чтобы согреться, и увидела старшую сестру возле плиты.

– Доброе утро, – сказала Флисс.

– Доброе. – Бетти подавила зевок. Сестра накладывала овсянку в миску с отколотым краешком, Чарли с нетерпением ждала своей порции. Вся эта сцена была такой успокаивающе привычной, что у Бетти промелькнула мысль: может быть, все вчерашние события ей просто приснились и нет никакого проклятия, никаких магических предметов, передающихся по наследству? Но потом она увидела, какая у Флисс натянутая улыбка, и услышала, как Чарли нервно постукивает ложкой по миске. У Бетти внутри все упало. Увы, все, что произошло накануне вечером, было правдой. И проклятие тоже было. И три волшебных предмета. И камни, падающие с тюремной башни. Бетти перебрала в голове магические силы всех трех предметов, а потом снова подумала о проклятии. Хотя бабушка об этом не говорила, она не могла отделаться от мысли: а вдруг оно как-то связано с волшебными дарами?

– Бабушка до сих пор в постели, – рассеянно сказала Флисс. – Жалуется, что у нее ломит виски.

– Пусть переставит ударение на первый слог – и поймет причину, – пробурчала Бетти. Когда она ночью пробралась в бабушкину комнату, чтобы поставить коробку на место, там так разило перегаром, что у нее заслезились глаза. Сейчас на них тоже выступили слезы – при мысли о том, как тяжело пришлось бедной бабушке, вынужденной тянуть на себе всех трех внучек и при этом хранить такой страшный секрет.