на Мальдивы. Пять звезд, причем без себя в нагрузку. Путевку на одного человека в номер-люкс. Как это было расценивать? Она поехала и очень там жалела, что нет рядом Артема – за годы любви разучилась смотреть в одиночку, ей обязательно нужен был парный взгляд, даже не для того чтобы обсудить: просто увиденное без Артема походило на увиденное во сне. Оно еще не было рождено в реальность и внимания не заслуживало.

Когда она вернулась, мать сказала, что парень готов жениться, и если она принимает предложение, он купит квартиру побольше. Лидия возмутилась: как он может делать предложение, если совсем меня не знает?

– Помнишь, как Штальман говорил? – в сложных семейных ситуациях мать цитировала философа Штальмана (Лидия догадывалась: вымышленного) – Он говорил: а кто кого знает? Ты, Лидуся, своего Артема знаешь, что ли? Ты его еще хуже знаешь и не любишь давно, привыкла просто. Ты с ним несчастна, поменяй жизнь, а?

– Поменять жизнь? Связать ее с твоим заместителем, который видел меня три раза?

– Между прочим, Лидуся, три раза ничем не хуже тридцати.

– Это тоже цитата из философа Штальмана?

– Нет, это моя цитата.

– А тебе не кажется, что твой заместитель хочет жениться на тебе, мама?

– Если и так, какая разница? Мужик-то хороший.

В общем, этот неосуществившийся роман, несмотря на шикарную поездку, закончился для Лидии самым унизительным образом: ей дали понять, что без материных связей она никто – для Лидии не было горшего оскорбления.

Через два года за ней стал ухаживать молодой иногородний корреспондент. Прыщавый, худенький и маленький. О его чувствах, в отличие от чувств материного заместителя, Артем узнал и даже им обрадовался. Лидия поняла, что внимание, проявленное по отношению к ней, тешит гордость Артема – наверное, каждому мужчине приятно, что его девушка нравится другим. Она также подумала, что зря не рассказала ему о происхождении путевки на Мальдивы, и решила исправить ошибку.

Услышав эту историю, Артем выпучил глаза.

«И ты отказала такому жениху?»

«Разумеется».

«Дура, что ли?»

«Знаешь, – сбавила она обороты, – кажется, ему больше была нужна мать».

«А что, твоя мать – такой лакомый кусок?»

«Связи, – объяснила она. – Для кого-то это важно»

И вот как мужчины ведутся на соперничество: в тот вечер у них состоялся полноценный секс.

Удивительный человек – мать. Чутье у нее было просто звериное. Постель и правда была проблемой. Первый год они спали на диванах, столах, заднем сидении машины и даже на траве в лесу, но вот потом все прекратилось и возобновлялось, может быть, раза четыре за последующие шесть лет. Вначале Артем говорил, что у него проблемы со здоровьем, а он, действительно, был слабый человек, больной сахарным диабетом и простатитом, потом вообще перестал говорить об этом. Перестала и Лидия – она не очень нуждалась в постели, любила обниматься, просто сидеть, прижавшись, а это у них было – не очень часто, но было.

Ладно. Ремонт закончится, мы останемся одни в новой спальне, он встанет на колено и протянет мне кольцо с бриллиантом. Вряд ли, конечно, с бриллиантом, он весь в долгах. Но ведь мне и не надо кольца на самом деле. Просто пусть сделает предложение.

Покрыли крышу, стали таскать вещи – без лифта, на десятый этаж – и вот уже он заказывает кухню. Лидия попыталась высказать свое мнение о цвете плитки, он отмахнулся.

Установили кухню. Ремонт закончен. В субботу новоселье.

– Во сколько? – спросила она.

Он сказал:

– Люди придут в пять, ты приезжай пораньше, поможешь.

Мать готовила весь день, поджала губы, но ничего не говорила, стрелы ядовитые не выпускала, а даже вызвала своего водителя, чтобы он довез Лидию с лоточками, кастрюльками и противнями. Она везла два пирога – один с рыбой, другой с грибами – и восемь салатов, и торт королевский из трех коржей: с маком, орехами и какао.

Квартира была бедновата, но сияла новизной. Плитка Лидии не нравилась совершенно, она решила обязательно сказать об этом, чтобы впредь он советовался. Постелила скатерть, которую привезла из дома. «Какая буржуазная вещь» – сказал Артем, разглаживая хрусткие крахмальные заломы.

– Это плохо?

– Это чудесно. Чем старше я становлюсь, тем больше хочу стать буржуа, рантье каким-нибудь. Ипотека в моем возрасте… Это как молодая жена. Вроде бодрит, а если разобраться, висит, как гиря на шее.

Зазвонили в дверь, он пошел открывать. Лидия пожала плечами: непонятно, к чему этот выпад про молодую жену? Это про нее? Как реагировать? Оскорбляться, что висит, как гиря на шее, или радоваться, что молодая жена? Она не успела решить – гости уже входили.

И сразу зацокали языками: стол получился шикарный.

– Ах, хозяюшка! Это ж надо: какая молодежь подрастает, а? Пироги печет. Где ты таких девушек находишь в наше-то время?

– Это мама у нее золото, – засмеялся он. – Готовит – пальчики оближешь. А сказки какие рассказывает! Прямо Арина Родионовна. И все про мужей, про мужей… Лидусь, как ты у такой полигамной мамы такая моногамная получилась?

Она улыбнулась: ничего, над тещей всегда прикалываются.

Выпили за квартиру. Еще раз за квартиру. Наконец, кто-то догадался выпить за будущих детишек и молодую жену.

– Чтобы все тут засрала своими женскими вещичками? – возмутился Артем.

Мужчины засмеялись.

Ну и дальше пошло-поехало: да кто такой этот Путин? Вы что о нем думаете? А как он с «Курском» их отбрил, а? А ребяток-то как жалко, такая страшная смерть под водой! А Жорес Алферов-то наш какой молодец? И начали спорить, сколько у нас Нобелевских премий по физике. Школьный друг Артема, уже сильно пьяный, орал, брызгая слюной: «Да один Ландау! А у американцев – сто физиков!» Было ясно, что это неправда, но точных данных ни у кого не было, все долго терпели, пока двоюродный брат Артема не закричал истошно: «Да какой один Ландау?! А Бродский? А Шолохов?!». Артем засмеялся: «Дурак, что ли? Тебе про физиков говорят».

В общем, гости разошлись к двенадцати. Лидия вымыла посуду и подмела пол.

Ну вот, наступила эта минута. Семь лет ждала, с ума сойти! Зато и счастья накопилось на семь лет.

Лидия пошла в спальню и встала там у окна. Вдыхалось урывками, сердце с ритма сбилось. Она стояла и впихивала в себя куски запахов: свежих обоев, деревянной кровати из Икеи, туалетного ароматизатора из приоткрывшейся двери.

Он вошел, помешкав в проходе. Пошебуршал в коробке на полу. Встал напротив нее.

– Я отвезу тебя, – сказал. – Я специально не пил.

Будто в сердце кулаком ударили. Может, не придумала бы себе этой сцены с кольцом,