своего древнего государства, ни сонма национальных героев. Их крупнейший древний город, Гянджа (Елисаветполь), в начале ХХ века имел население в 30 тысяч, из которых почти половину составляли армяне. В литературе тех лет употребляли выражение «азербайджанские тюрки», а в обиходе их называли «татары».

Город Баку построили не азербайджанцы, а международный нефтяной капитал. Наконец в Баку была база Каспийской военной флотилии. Флотилия входила в состав вооружённых сил империи и призвана была контролировать всю акваторию Каспийского моря. С началом войны Баку приобрёл в два раза больше веса: как важнейший транспортный перевалочный пункт, и одновременно место скопления беженцев. От Баку до Владикавказа была протянута железная дорога, с американскими паровозами — их котлы работали не на угле, а на сырой нефти.

Беднейшие армяне, спасавшиеся от резни, доехавшие до Баку и приютившиеся в углах у дальних родственников, шли наниматься на нефтепромыслы за считаные рубли, и пополняли ряды «мазутной армии», превращались в чёрных зомби.

Конечно, рабочие изначально жили порознь, персы в своих бараках, армяне в своих, азербайджанцы — в своих.

После Февральской революции в России объявили полную свободу всех политических партий, свободу любых собраний. Марксисты, меньшевики, большевики, эсеры могли вести свою агитацию на любом перекрёстке, в любом помещении: в заводском цеху, казарме или ресторане. Эсеры имели громадное влияние и были для социал-демократов сильными соперникамии. В 1917 году эсеры считались самой крутой, радикальной или даже романтической партией, за ней тянулся шлейф террористических актов, взрывов, сенсационных убийств. Идеологически эсеры примыкали к анархистам: и те и другие провозглашали полную вседозволенность.

В Баку 1917 года вышло так, что все матросы Каспийской флотилии разделяли идеи эсеров и анархистов. Спустя время это обстоятельство сыграет ключевую роль в судьбе Бакинской коммуны.

Каспийская военная флотилия состояла всего из двух боевых кораблей, но зато довольно мощных и быстроходных канонерских лодок «Карс» и «Ардаган», каждая была вооружена 6 орудиями и пулемётами, на каждой — по 120 человек экипажа. Обеспечивать ударную мощь должны были вспомогательные суда, многочисленные пароходы, баркасы и катера. Всего флотилия насчитывала примерно два десятка судов; на них несли службу около тысячи рядовых матросов.

Матросы избрали Центральный комитет Каспийской флотилии, провозгласили диктатуру, сместили командование, включая капитанов судов. Многие офицеры были изгнаны. Их оружие перешло в пользование рядового состава. Арсенал флотилии также оказался под контролем Центрального комитета. На всех кораблях выставили охрану. По городу расхаживали сотни решительно настроенных матросов, из которых у каждого третьего был при себе револьвер.

Молодые люди, армяне и азербайджанцы, члены националистических партий, также создавали боевые группы и вооружались. Будущее не обещало ничего хорошего.

После революции и отречения царя вся государственная деятельность была парализована. Заработная плата не выплачивалась. Конец монархии всех оглушил. Колоссальная административно-бюрократическая машина потеряла управление и покатилась в никуда. На протяжении многих сотен лет последнее слово всегда было за государем-императором. Его воля считалась безусловной. Теперь государя не стало: чью волю считать священной? Князя Георгия Львова? Александра Керенского?

В Баку работала военная комендатура Кавказской армии, здесь были тыловые службы. В Баку постоянно находились несколько сотен русских офицеров — все они, однажды присягнувшие царю, теперь не знали, кому служить.

Солдаты Бакинского гарнизона все были распропагандированы большевиками и хотели одного: штыки в землю и разъехаться по домам.

В Баку жили и работали несколько тысяч первоклассных русских инженеров, включая гениального Владимира Шухова. Не все знают, что он — изобретатель стальных сетчатых конструкций и создатель Шуховской башни — внёс колоссальный вклад в развитие нефтяной индустрии, спроектировал бакинские нефтепроводы и нефтеналивные резервуары. Когда вы смотрите фильм «Белое солнце пустыни», где герои прячутся в огромном цилиндрическом нефтеналивном резервуаре, вам следует знать, что такие резервуары придумал и спроектировал именно Шухов.

Все эти инженеры очень хорошо зарабатывали, арендовали квартиры, выписывали из России семьи, жён и детей. В Баку приехали работать многие тысячи квалифицированных банковских работников, счетоводов, бухгалтеров. В Баку работали железнодорожные мастерские, торговые дома, транспортные и страховые компании. Тысячи извозчиков перевозили пассажиров на колясках, и ещё большее количество транспортных извозчиков возили грузы на тяжёлых арбах и телегах. Все эти люди оказались заложниками политической ситуации.

Баку пропахший керосином и морской солью, копчёный, мазутный, дымный, свистящий ветрами, теперь замер: будущее обещало большие, принципиальные перемены.

Тем временем нефтепромыслы работали бесперебойно и непрерывно расширялись. Тысячи цистерн с нефтью и керосином уезжали по железной дороге в Дербент. Нефть была нужна мировой экономике при любых раскладах.

5

Степан Шаумян. «Старшие» и «младшие»

Приехав в Баку, Анастас Микоян первым делом отправился на Меркурьевскую улицу, в штаб Бакинского комитета РСДРП, разыскал там Степана Шаумяна и доложил о прибытии.

Шаумян произвёл на новичка колоссальное впечатление. Микоян потом даже стричься будет «под Шаумяна», отрастит такую же аккуратную бородку. Он познакомится с женой Шаумяна, с сыновьями Левоном и Суреном. Дружба семей Микояна и Шаумяна сохраняется и по сей день — более ста лет.

Детали интереснейшей судьбы большевика Степана Шаумяна изложены в обстоятельной биографии историка Ильи Дубинского-Мухадзе, вышедшей в 1965 году в серии ЖЗЛ издательства «Молодая гвардия». Не собираясь повторять уже известного, отметим, что Шаумян, член РСДРП с 1900 года, был интеллигентнейшим человеком, выпускником философского факультета Берлинского университета. Шаумян пользовался безоговорочным доверием Ленина, от которого позже получит мандат чрезвычайного комиссара по делам Кавказа. С 1912 года Шаумян кандидат в члены ЦК РСДРП.

Получая распоряжения и инструкции от Шаумяна, молодой большевик Анастас Микоян считал, что выполняет волю Ленина. Собственно, так оно и было.

Анализируя отношения Анастаса Микояна с Шавердяном, Шаумяном, далее со Сталиным и Орджоникидзе, нельзя забывать про особенности кавказского, горского воспитания, а именно — о почитании старших по возрасту. И Шавердян, и Шаумян, и Алёша (Прокофий) Джапаридзе, и Камо (Тер-Петросян), и Джугашвили (Сталин), и Орджоникидзе относились к первому изводу кавказских революционеров, все они были на 10–15 лет старше Микояна, несли за плечами разнообразный опыт политической борьбы, они сидели в тюрьмах и отбыли ссылки. Микоян, 21-летний, относился к ним как к старшим братьям, никогда не оспаривал их авторитет, — но при этом в критических ситуациях всегда рассчитывал на их поддержку. «Старшие братья» искали, поднимали, обучали «младших», но настоящие большие дела проворачивали сами. «Младших» не допускали в круг «старших»: на Кавказе 35-летний никогда не будет учитывать мнение 20-летнего. Анастас Микоян, с первых дней пребывания в Баку буквально влюбившийся, со всем армянским жаром сердца, в Степана Шаумяна, в его интеллект и мудрость, в его семью, тем не менее не допускался к принятию главных политических решений. Бакинским советом рабочих депутатов управляли «старшие»: Шаумян, Джапаридзе и др.

«Старшие», согласно тем же общепринятым правилам, не только не создавали для «младших» особых, мягких условий, но, наоборот, бросали их в круговорот проблем, ставили на самые тяжёлые участки работы: слабые отсеивались, сильные выдерживали и далее рассчитывали на восхождение