Также известно, что британцы привезли четыре броневика «Остин». Большинство британских солдат были индусами, носили чалмы.

После того как главный орган власти — Бакинский совет — проголосовал за приглашение британцев, Совет народных комиссаров сложил полномочия; это случилось 25 июля. 31 июля власть перешла к новому органу власти, так называемой Диктатуре Центрокаспия, полное наименование — Диктатура Центрокаспия Президиума исполнительного комитета Совета рабочих и солдатских депутатов. В его состав вошли эсеры, меньшевики и дашнаки.

В этих условиях большевики приняли решение об эвакуации в Астрахань всех частей Красной армии, с оружием, артиллерией и бронемашинами.

Об эвакуации Коммуны объявили официально, выпустили воззвание. Шаумян опубликовал в газетах несколько статей. Выход пароходов согласовали с портовыми властями. 31 июля пароходы вышли в море, но далее их догнала канонерская лодка «Ардаган», под дулами её орудий суда были возвращены в порт.

Конечно же, попытка отступления Красной армии была воспринята частью населения Баку как предательство. На англичан, наоборот, смотрели как на спасителей. Для достижения психологического эффекта генерал Денстервиль приказал своим солдатам пройти маршем по центральным улицам города.

Однако впоследствии оказалось, что бакинские комиссары во главе с Шаумяном были правы. Английский отряд продержался против наступающих турок едва три недели, а затем эвакуировался морем, точно так же, как это предполагали сделать большевики. В противном случае англичан, как и красноармейцев, ожидало полное уничтожение.

Уход из Баку большевики полагали временным и вынужденным маневром. В городе решили создать несколько нелегальных групп и типографию. Анастас Микоян вызвался остаться нелегалом, и ему не возразили.

Четырнадцатого августа большевики предприняли вторую попытку отступления. 17 пароходов (по другим источникам — 15) покинули бакинский порт, увозя комиссаров, членов их семей, рядовых красноармейцев (до 3 тысяч штыков), оружие, технику и даже лошадей.

Микоян остался в Баку.

Это обстоятельство требует развёрнутого комментария. Анастас Микоян никогда не входил в Бакинский совет народных комиссаров. Он работал агитатором, писал статьи, распространял газеты, участвовал в боевых действиях, проводил национализацию и аресты, но действовал как рядовой большевик, один из множества. Если бы он был широко известен, как один из большевистских лидеров — он бы покинул город вместе с Шаумяном. Но он остался. Объяснение может быть только одно. Анастас Микоян к тому времени прожил и проработал в Баку ровно год (3 месяца в 1917 году, 9 месяцев в 1918 году), и, несмотря на свою бешеную активность, пребывал в ранге рядового революционера, такого же, как десятки других молодых парней. Попросту говоря, Микояна мало кто знал в Баку. Оставаясь на нелегальной работе, он не рисковал быть узнанным на улице.

По своему авторитету и влиянию он никогда не стоял на одном уровне с Шаумяном, Джапаридзе, Коргановым и другими создателями бакинской коммуны. Такова, возможно, главная причина, по которой 21-летний Микоян уцелел, когда бакинские комиссары были казнены.

Но не будем забегать вперёд.

15 августа пароходы пережидали шторм, 16 августа флотилию настигли военные суда Центрокаспия и обстреляли. Под угрозой гибели людей, после переговоров и длительных маневров, Шаумян, Корганов и другие комиссары приняли решение о возвращении в порт и сдаче. 17 августа все пароходы вернулись в Баку. Матросы Центрокаспия разоружили красноармейцев. Всех комиссаров Бакинского совнаркома арестовали. Далее они были обвинены в измене. Против них открыли следствие в военно-полевом суде. В этот день Бакинская коммуна фактически прекратила существование.

Как утверждает Денстервиль, его солдаты храбро сражались, пытаясь остановить турецкое наступление, но без особого успеха. 12–13 сентября, после трёх недель боёв, британские отряды организованно отступили в порт, погрузились на корабли и ушли в Персию.

Иными словами, и сугубо гражданский большевик Шаумян, и профессиональный офицер Денстервиль приняли одно и то же решение, с разницей в три недели, а именно: уходить, сберегая людей и оружие. Только уход Красной армии из Баку был объявлен предательством, а столь же организованный уход британцев — благоразумным маневром.

Диктаторов Центрокаспия то ли предупредили об уходе британцев, то ли нет. Сам Денстервиль пишет о диктаторах высокомерно и снисходительно. Скорее всего, их никто не информировал. Около 14 сентября диктаторы также бежали. Военные суда Центрокаспия стояли под парами, готовые отчалить в любой момент.

Уход британцев спровоцировал панику. Толпы гражданских бросились в порт, в попытке добыть себе места на отплывающих пароходах.

Теперь дадим слово Сурену Шаумяну. Орфография текста 1927 года сохранена.

«Примерно 12 сентября английские войска, не предупредив диктатуру, погрузились на пароходы и отправились в Энзели. Правительство, проснувшись на следующее утро, увидело себя покинутым „доблестными“ союзниками, и ему ничего не оставалось делать, как самому броситься на пароходы.

Что касается наших товарищей, сидевших в тюрьме, то они были забыты правительством. Оставшиеся на свободе товарищи, главным образом тов. Микоян, несколько раз в последние дни обращались к правительству с требованиями эвакуировать арестованных в один из портов Каспийского моря. (Требовать освобождения было бы бессмысленно, поскольку против них подготавливался судебный процесс с явной тенденцией подвести их под смертный приговор). Следовательно, говорить о том, что арестованные действительно были забыты, не приходится. На напоминание тов. Микояном и др. дважды ответили отказом. Стало ясно, что правительство подготовляет фактическое уничтожение большевиков, предполагая выполнить это руками турецко-мусаватистских банд. ‹…› За несколько часов до сдачи города — вечером 14 сентября тов. Микоян отправился в помещение Диктатуры, надеясь в последний раз вырвать приказание об эвакуации арестованных. Одновременно группа товарищей в шесть-семь человек, вооружившись револьверами и ручными гранатами, пошла к тюрьме, дабы в случае неудачи тов. Микояна пытаться силой вывести из тюрьмы арестованных товарищей. Возлагать большие надежды на это предприятие, конечно, не приходилось. Слишком ничтожна была сила в три-четыре револьвера и две-три ручные гранаты. ‹…› Группа поджидала прихода тов. Микояна около тюрьмы. Неожиданно она была задержана матросами, заподозрившими в них турецких шпионов. Пока выяснилась личность этих товарищей (конечно, назвавшихся другими фамилиями), тов. Микоян пришёл к тюрьме. Оказалось, что правительство уже эвакуировалось. Случайно в Исполкоме находился один из диктаторов, эсер Велунц: который и написал распоряжение на имя председателя ЧК Далина об эвакуации арестованных и выдаче их под росписку Микояну. Распоряжение это было неофициальное. Получив его, тов. Микоян оправился к Далину. Последний написал приказание начальнику тюрьмы о выдаче под ответственность тов. Микояна арестованных товарищей. В качестве конвоя в распоряжение Микояна было дано двенадцать человек при оном отдалённом командире. Когда задержанные для выяснения личности вышеупомянутые товарищи были освобождены, все арестованные были уже выведены из тюрьмы тов. Микояном. Проходя по Баилову группа арестованных подверглась ружейно-пулемётному обстрелу со стороны противника. Конвой в панике разбежался, и таким образом наши товарищи фактически, только благодаря трусости своих конвоиров, оказались на свободе. Оставшись единственным „тюремщиком“, тов. Микоян, не долго думая о своём долге перед Диктатурой, вместе со всеми товарищами погрузился на единственный пароход, ещё не отошедший от пристани. Это