рынок, синематографы, кафе, магазины…

Вокруг лагеря лес и кольцо гор, имеется и река, а также отличный плац для занятий. Сейчас плац простаивает без дела — занятия с нижними чинами не проводятся.

В лагере теперь полно незнакомых мне молодых офицеров. Присланы они из России правительством Керенского. Офицеры эти позиционируют себя революционерами, с головой за свободу, равенство и братство, счастье для всех и прочие блага.

Многие вошли в состав ротных, батальонных и полкового солдатских комитетов. Сам я не в комитете, но меня часто туда приглашают для решения разных вопросов. Доктор — человек нужный, без него никуда.

Про тех же бывших раненых вопросы. Кого требуется домой в Россию отправить, кто в отдыхе после возвращения из госпиталя нуждается, а потом обратно в строй встать может, ну, и подобное.

Полк на отдыхе, а у меня работы полон рот. Болеют солдатики, болеют. Испанка-то никуда не делась.

Рядом с лагерем железнодорожная станция. Это, скорее всего, солдатский комитет на мысль и натолкнуло о возможности попутешествовать по Франции.

За неё кровь лили?

Лили.

Геройски?

Геройски.

Имеем теперь право посмотреть — за что головушки клали?

Имеем.

Вот такая жажда у нижних чинов к зарубежному туризму образовалась. Если честно, я бы раньше про такое никогда не подумал.

Россияне тут — больше домоседы. Иные дальше уездного центра за всю жизнь и не бывали.

Ну, аппетит приходит во время еды. Бригада вон уже во скольких местах мира побывала. Иным такое и не снилось…

Вот тут и принял решение комитет по поездкам во Франции.

Французские солдаты отпуска имеют?

Имеют.

Во время их бесплатно по железным дорогам перемещаются?

Перемещаются.

Без всякого ограничения?

Абсолютно.

Мы, что, хуже?

Даже — лучше.

Солдаты, члены комитетов, проголосовали за отпуска с бесплатным проездом. Офицеры от Керенского, что просочились в комитеты, были против. Их послали лесом. На первый раз. Начали солдатики к ним внимательнее приглядываться…

Те ли они, за кого себя выдают?

Лохвицкий солдатам в отпусках и проезде опять же отказал. После этого полковой комитет отправил делегацию напрямую к фельдмаршалу Жоффру. Нижние чины совсем страх потеряли — генерал отказал, тогда мы прямо к фельдмаршалу пойдём. Мы теперь свободные и равноправные. Ну, винтовки у нас — тоже имеются.

Жоффр отпуска разрешил, бесплатный проезд — тоже. Ликованию солдат не было предела.

— Не при царе теперь, права имеем…

— Не дадут, сами возьмём…

— У нас сила-то…

Вот так и обстояли дела.

Лагерь после решения Жоффра сильно опустел. Мне попутешествовать по Франции не получалось — больных-то, на кого я брошу?

Руку на сердце положа, я — против этих поездок. Пандемия в мире, а они тут разъездились. Соображения у солдатиков никакого нет…

Их теперь не переспоришь. Бесполезно. Я и вмешиваться не стал — всё равно они меня не послушают.

Как припрёт — помоги Иван Иванович. Тут же — сиди и не питюкай.

Народец у нас… Эх…

Глава 25 Сознательные и несознательные

Июнь.

Жара…

Даже не жара, а жарища, словно мы не во Франции, а где-то в Африке сейчас находимся.

Вот, наверное, солдаты из колониальных войск рады. Такая погода, тут гадать не надо, им дом напоминает.

Дом…

Солдаты нашего полка тоже о доме мечтают.

Только о нём и говорят.

Навоевались.

По женам, матерям, отцам и детишкам соскучились.

У меня детишек нет, родители далеко-далеко во времени и пространстве, а тоже мне во Франции надоело.

Присоединяюсь я к высказыванию полкового солдатского комитета о скорейшем возвращении в Россию.

Нижних чинов экспедиционного корпуса его руководство сейчас делит на две категории. Сознательных и несознательных.

Сознательные, это те, кто готов дальше воевать. Таких не очень много.

Несознательные хоть сегодня штык в землю воткнут и даже пешком готовы к семьям идти. Их сейчас в лагере Ля-Куртин большинство.

Французы, в связи с революционными событиями в России, сейчас не очень на нас надеются и на позиции не спешат отправлять. Впрочем, их собственные войска в настоящий момент тоже не очень готовы кровь лить. Как свою, так и вражескую.

Занятия в полку не проводятся и солдаты целыми днями кто в кафе сидят, кто в футбол играет, кто в городки.

Офицерам не до городков. Они в штабе находятся и стараются придумать способ заставить солдат воевать. Чуть ли не ежедневно из штаба в Петроград телеграммы шлют за инструкциями. Что делать? Как из сложившейся ситуации выходить?

Про это мне Рязанцев рассказывает. Сам я в штаб не хожу. Отговорился тем, что контактирую постоянно с инфекционными больными и после моего посещения штаба там могут тоже все заболеть.

Теперь от меня в лагере офицеры шарахаются, как черт от ладана сторонятся, третьей дорогой обходят. Я и рад. Мне людей лечить надо, а не в штабе заседать.

Петроград отмалчивается. Там сами не представляют, что сейчас с нами делать. Официально — власть у Временного правительства, а на самом деле войска ему плохо подчиняются. Война до победного конца мечтой солдатских масс не является.

В двадцати шагах от офицерского собрания в одноэтажном каменном доме заседает солдатский комитет. Тут тоже не до футбола и городков. На повестке дня ежедневно один и тот же вопрос — возвращение солдат в Россию.

В солдатском комитете есть как сознательные, так и несознательные нижние чины. Их точки зрения сталкиваются так, что искры летят.

— Нельзя нарушать договор с союзниками, а как прикажут надо сразу возвращаться на фронт.

Так говорят сознательные.

— Договора мы сами не подписывали. Царь это сделал. Нет царя — нет и никакого договора.

Это уже мнение несознательных.

— Не пойдём на позиции, разоружат нас и силком отправят на передок рыть окопы.

Приводят свой аргумент сознательные.

— Не хотим воевать с рабочими и крестьянами Германии и Австро-Венгрии…

— Не желаем поддерживать Временное правительство!

— Незачем нам тут воевать, нечего здесь защищать…

Несознательных — больше. Их голоса громче звучат.

— Нечего бояться. Не отдадим винтовки и пулемёты. Они нашей кровью под Бремоном и Курси политы. Не сдадим их, а с ними в Россию и вернёмся. Пригодятся они ещё нам. Братья наши расплатились жизнями за эти винтовки…

Мнение несознательных в солдатском комитете перевесило.

— Отбили мы телеграммы Временному правительству, в Совет рабочих и солдатских депутатов, французскому правительству и командующему фронтом с требованием о немедленном возвращении нас в Россию.

Так сообщил мне один из моих фельдшеров, что входил в солдатский комитет. Он, кстати, относился к несознательным.

— Теперь ответа ждём.

Фельдшер в воздухе пальцем покачал. Был он горд. Вот де, что мы сейчас сделали.

— Думаете, ответят? — что-то у меня такой уверенности не было.

Хорошо ли эта затея кончится?

Временное-то правительство за войну. Французское правительство и командующий фронта тоже не в восторге от такого решения солдатского комитета будут.

— Куда им деваться… — улыбнулся фельдшер. — Мы — сила.

Не только я, но и все роты были поставлены в известность о телеграммах. В штаб бригады комитет тоже сообщил о своих действиях.

В ротах решение комитета подержали, а в штабе за голову схватились.

Получалось, что солдаты совсем из подчинения вышли. Сами решают — воевать или не воевать им.

Мне как-то всё это тревожно стало. Мы тут одни, кругом — чужие…

Наше желание возвратиться домой никому не интересно.

Прошёл июнь. От Временного правительства ответа на телеграмму не было. Промолчало и французское правительство и тем более — командующий фронтом. Может от него в штаб и был ответ, но для нижних чинов он ничего не соизволил написать.

Штаб и комитет ежедневно заседали. Солдаты почувствовали безвластие. В лагере усилилось пьянство, дисциплину никто не соблюдал.

У меня в лазарете тоже было не всё ладно. Больные солдаты без моего разрешения могли прекратить лечение, уйти к себе в казарму или вообще в местечко, что было расположено рядом с лагерем.

Рязанцев жаловался, что с его склада воруют всё, что под руку попадёт. Пропадают продукты, обмундирование. Особенно его печалила пропажа сапог.

— Скоро голые полки у нас останутся. Всё тащат…

Были честные солдаты, но их действия погоды не делали.

Как-то я выбрался в местечко около нашего лагеря. Лучше бы и не ходил туда. Толпы солдат, многие из них навеселе, разгуливали по улицам, переходили от одного погреба к другому, пили без удержу вино и коньяк…

Местных жителей, на мой взгляд, это устраивало. За выпивку и закуску солдаты платили, особого внимания на цены не обращали.

Однако, не всё было гладко. Время от времени случались и стычки с французами — драки, поножовщина. Откуда знаю? Да мне и приходилось резаные раны обрабатывать. И — не только солдатам. Жители местечка ко мне давно дорожку