«Гибель буржуазии и победа пролетариата одинаково неизбежны. Неизбежна ваша победа, товарищи!» – пишет Ленин телеграмму. Но не русским пролетариям, а немецким и австрийским. Русские не в счет. «Русским дуракам раздать работу попроще». «Надо не только проповедовать: «учись у немцев…» – но и брать в учителя немцев. Иначе одни слова…»

Если так, то мне становится понятно, отчего так сопротивлялся Ленин идее введения госмонополии на водку, почему был против сворачивания действия сухого закона.

Он просто не верил в трезвость русского пролетария. И боялся именно русского пролетария.

Может быть, изучил труды русского врача В. Бехтерева? «Русский народ, – писал тот, – имел несчастную привилегию потреблять сорокаградусную водку, находиться в гораздо менее благоприятных условиях, чем народы запада, которые главным образом потребляют вино и пиво… Сплошь и рядом у нас практикуется питье водки целым стаканом, часто без закусывания и даже на голодный желудок. А в этом случае алкоголь действует много более вредно…»

Бедный, бедный Ленин! Ему бы родиться где-нибудь в Швейцарии и ее вздымать на революционную дыбу, а не варварски пьющую Россию.

В своих страхах он недалеко ушел от своих классовых врагов. Русские буржуи тоже боялись неуправляемости пьяной пролетарской массы, которой, в отличие от крестьян, нечего было терять, кроме, как известно, собственных цепей…

Как заправский практикующий нарколог, Ленин грудью встает против пьянства своих соратников. Вот «застукан» Серго Орджоникидзе, видный большевик, член Реввоенсовета республики.

Ленин шлет ему «черную метку», но так, чтобы та не стала достоянием масс, под грифом «Секретно»:

«Т. Серго! Получил сообщение, что Вы и командарм-14 пьянствовали и гуляли с бабами неделю… (бл… в цене при любой власти. – Прим. А.Н.) Скандал и позор! А я-то Вас направо и налево нахваливал! И Троцкому доложено…

Ответьте тотчас:

1) Кто Вам дал вино?

2) Давно ли в Рев. Военном совете пьянство?

С кем еще пили и гуляли?

3) – тоже – бабы?

4) Можете по совести обещать прекратить или (если не сможете) куда Вас перевести? Ибо позволить Вам пить мы не можем.

5) Командарм-14 – пьяница? Неисправим? Ответьте тотчас. Лучше дадим Вам отдых. Но подтянуться надо. Нельзя. Пример подаете дурной.

Привет. Ваш Ленин».

Трезвенник Ленин разрушил старый русский стереотип. В России, если ты пьяница, то и – без порток, и крыша у твоей избы – худая, и денег в семье нет. Короче, пьяница у нас – традиционно – голь перекатная. Но именно Ленин, трезвый Ленин умудрился пустить по ветру царскую казну.

Кто не верит, вот цифры.

Большевикам достались царские золотые запасы. Огромные запасы! В российском Госбанке было золота на 1 064 300 000 золотых рублей. Куда они-то подевались?

Под чутким руководством Ленина их часть (и довольно значительная) пошла на нужды Коминтерна, на создание новых компартий, на революционизирование европейских и прочих масс, для «подкупа агентов», «на агитацию среди французов и англичан», на «издания и нелегальные поездки», на «помощь народам Востока в борьбе с империализмом», «для поддержки левых организаций», для «дискредитации конкретных лиц», для «подрыва оппозиционных организаций».

«Я умоляю Вас, не экономьте. Тратьте миллионы, много миллионов!» – это Ленин дает санкции своим сторонникам в Европе.

Господи, чем это он опился в тот момент? На Россию надвигается голод, а он, как какой-нибудь перепившийся купец, осмечивает недешевые поездки большевистских агитаторов за рубеж:

Северный Китай – 10 тысяч рублей золотом.

Южный Китай – 20 тысяч рублей золотом.

Корея – 10 тысяч рублей золотом.

Оплата, правда, по возвращению в РСФСР. Не все, видимо, горели желанием вернуться назад.

Не проиграв войны Германии, трезвенник Ленин щедрым пьяным жестом швыряет ей контрибуционные 6 миллиардов марок (в золотом эквиваленте – почти 250 тонн золота). Спрашивается: за что? Не за выпитое ли в Германии (Италии, Англии, Франции) в кредит пиво-вино? За бочки «любимого мюнхенского», кьянти и шампанское? Рассказывают, что трактирщики Голландии и Англии располагают уникальными, не имеющими нынче цены расписками Петра Великого, триста с лишним лет назад совершавшего паломничество в Европу – за съеденное и за влитое в мощные глотки им и его людьми в этих заведениях, но не оплаченное. И – за разгромленные отхожие места, побитую и порубленную мебель. За обиженных ими местных женщин.

Петра Европа помнит еще и поэтому.

Видимо, Ленин также имел векселя, по которым пришел срок расплаты. Что им и было сделано за счет царской казны.

Но сколько же тогда было выпито и съедено этим Гаргантюа вкупе с соратниками, если оплата выпитого-съеденного в кредит исчислялась тоннами золота? Боюсь, никогда нам не разобраться с ленинским дореволюционным меню.

1920 год. На Петроград, Москву и Россию надвигается голод. Ленин исправно клеймит врагов революции, тех, кто организовал блокаду первой в мире республики рабочих и крестьян, оставив народ без прокорма, – мировую буржуазию с ее интервенцией.

Но вот известный художник Юрий Анненков по командировочному удостоверению, подписанному Горьким, едет в южные районы России и сообщает, что «был поражен неожиданным доисторическим видением: необозримые рынки, горы всевозможных хлебов и сдоб, масла, сыров, окороков, рыбы, дичи, малороссийского сала; бочки солений и маринада; крынки молока, горшки сметаны, варенца и простокваши; гирлянды колбас… людская толчея, крики, смех…»

А секрет в том, что город только-только оставили белые. Через какое-то время все это распрекрасное благоденствие канет в Лету, пустят большевики по ветру здешний достаток.

Часть его успеет экспроприировать сам Горький: 2 пуда пшеничной муки, 20 фунтов копченой свинины, 20 банок консервированной осетрины, 10 банок налимьей печенки, а также 15 фунтов шоколада. Все эти припасы будут затребованы специальной бумагой с грифом «срочно», словно бы писателю нужны были патроны или гранаты для ведения скоротечного боя.

А в это время голодные, холодные, злые мешочники штурмом брали вагоны-теплушки, чтобы хоть где-то найти пропитание.

Странно, но факт: поезда с мешочниками почему-то назывались в народе «Максим Горький». С чего бы это?

Ленин любит Горького. Ценит его эпопею «Мать». Не за то ли, что в этой новой пролетарской Библии тот клеймит позором пролетарское пьянство?

«Молодежь сидела в трактирах или устраивала вечеринки друг у друга, играла на гармошках, пела похабные, некрасивые песни, танцевала, сквернословила, пила. Истомленные трудом люди пьянели быстро, и во всех грудях пробуждалось непонятное, болезненное раздражение. Оно требовало выхода… Люди из-за пустяков бросались друг на друга с озлоблением зверей. Возникали кровавые драки. Порой они кончались тяжелыми увечьями, изредка – убийством…»