Ах, как, должно быть, ненавидел Ленин русскую жизнь за ее пьяные традиции! Крестины, поминки, рождения – ни одно событие не обходится у русского без водки. Даже, черт дери, религиозные праздники!

Проклятая «широта русской души»!

«По праздникам молодежь являлась домой поздно ночью в разорванной одежде, в грязи и пыли, с разбитыми лицами, злорадно хвастаясь нанесенными товарищам ударами, или оскорбленная, в гневе или слезах обиды, пьяная и жалкая, несчастная и противная…» (М Горький. Мать)

В Россию из эмиграции видный партиец Григорий Зиновьев прибыл худым и стройным. Через короткое время он получает кличку Ромовая Бабка – за лишний вес, набранный в голодные дни революции. Его соратник Маленков имел кличку Маланья – тоже за лишние килограммы.

Ленину бы в союзники да православную церковь с ее постулатами: «Пить вино во славу Божью, а не во пьянство», «пьяницы царства Божия не наследуют», но к церкви у него свой подход: «Расстрелять десяток попов!» – вот и вся его право славность.

А еще придумали большевики забаву – попов на кол сажать. Как в средние века! Мой дед, Василий Максимович, имевший приход в Орловской губернии, бежал ночью с женой и семью малыми детьми, узнав, что в деревне по соседству большевики весь клир на колья пересажали…

…Мог ли поборник трезвости Ленин в 1923 году помешать пьющему Сталину и не дать отменить сухой закон? Очень и очень сомнительно.

«Когда в 1923 году Ленин заболел, – рассказывал старый большевик Гаврила Волков, бывший шеф-поваром вождя, – было решено госпитализировать его в кремлевском санатории в Горках…»

Чего уж тут кокетничать – госпитализировать! Заточить, лишив возможности общения с товарищами по партии, посадить под домашний арест – вот правильные слова.

Когда здоровье Ленина ухудшилось и говорил он уже с трудом, а иногда, теряя дар речи, изъясняясь просто жестами, Сталин приказал: никому из Горок не выезжать, пока здоровье «любимого товарища Ленина» не улучшится. Никто и не выезжал из Горок. И, соответственно, не въезжал сюда.

Дискуссии на тему водки быть не могло. Ее и не было. Сталин принял решение о водочной монополии самостоятельно.

С одной стороны – потрафил русскому пьющему народу, подорвавшему здоровье суррогатами за годы сухого закона. С другой – именно в те годы испарилась последняя надежда на излечение России от пьянства, о чем так мечтал последний русский император Николай Романов.

«Давайте выпьем за память Владимира Ильича, – поднимает Сталин тост на встрече с югославскими коммунистами, – нашего вождя, нашего учителя, нашего всего!..»

Большевистский цинизм?

В декабре 1931 года на прием к Сталину попал немецкий писатель Эмиль Людвиг, автор книги о Вильгельме II, и задал Сталину такой вопрос: а не носит ли деятельность Сталина черты Петра Первого? Что имел в виду немец – реформы петровские, пьянки его беспробудные или тягу к Германии – не важно. Важен ответ Сталина:

«Что касается Ленина и Петра Великого, то последний был каплей в море, а Ленин – целый океан…»

А он, Сталин, лишь «ученик Ленина», и цель его жизни – «быть достойным его учеником…»

Кинорежиссер Георгий Данелия в книге «Тостуемый пьет до дна» описал Тбилиси в день выноса из мавзолея тела Сталина. Грузины были против этого дела. У памятника Сталину собрался стихийный митинг. Его тут же разогнали водой из пожарных шлангов.

«Утром на второй день (митинг продолжался три дня) к памятнику подъехал грузовик, в кузове которого, обнявшись, стояли Ленин и Сталин, – драматический театр города Гори командировал на митинг актеров в костюмах и гриме вождей пролетариата…

– Пусть Ленин пожмет руку Сталину! – крикнули из толпы.

И Ленин пожал руку Сталину.

– Пусть поцелует! – попросили из толпы.

И Ленин поцеловал Сталина.

– И Сталин тоже пусть поцелует Ленина! – потребовали из толпы.

И Сталин поцеловал Ленина.

– Пока не разденутся и не лягут, у них ничего не получится! – крикнул кто-то.

Все засмеялись…»

Пар выпустили, митинг закончился, все разошлись по домам с сознанием исполненного долга.

У Сталина на Кунцевской даче висела на видном месте посмертная маска Ленина. Ее днем и ночью освещала постоянно горящая лампа. Словно икону. Сталин, уезжая на отдых, брал маску в дорогу. «Все свое ношу с собой?»

«Повесить ее на видное место», – командовал он коменданту Орлову.

Или – «его»?

Итак, подведем итоги. Ленин против отмены в России сухого закона.

Сталин готов отменить сухой закон хоть завтра, но мешает авторитет Ленина. А что в это время происходит в мире? Или там нет проблем, связанных с крепким алкоголем? Проблемы есть, и решают их по-разному.

В 30-е годы на другом конце света, в США, прощались с Дайэном О’Баньоном. Похороны его вошли в историю Америки. Пышность прощания была просто непревзойденной. Гроб ценой 10 тысяч долларов (баснословные по тем временам деньги!), изготовленный в Пенсильвании из серебра, бронзы и белого атласа, прибыл в Чикаго на специально зафрахтованном пароходе. В похоронах участвовало 40 тысяч человек, а тройной полицейский эскорт сдерживал куда более многолюдную толпу зевак.

Гроб с телом покойного несли на руках ближайшие подручные гангстера, возглавляя колонну из 25 машин с цветами и венками.

Несмотря на то что незадолго до гибели покойный стал ревностным прихожанином, даже пел в церковном хоре и спонсировал римскую католическую церковь Чикаго, ее архиепископ кардинал Джордж Манделейн готов был лечь костьми, чтобы не дать похоронить Баньона в освященной земле, ведь тот был известным чикагским бандитом, специализировавшимся на производстве и продаже подпольного виски.

Однако упрямая вдова Баньона нашла хитроумный способ сделать это через пять месяцев, купив немаленький участок на запретном кладбище.

По иронии судьбы ее несчастный супруг был застрелен на похоронах, но другого, более заслуженного мафиозо – Майка Мерло, также промышлявшего торговлей запрещенным спиртным.

Похороны Мерло запомнились даже не стрельбой, а экстраординарной выходкой его организаторов, соорудивших из воска и цветов улыбающуюся статую покойного во весь рост. Гигантский покойник, облаченный в шикарную тройку, белоснежную рубашку и любимый галстук, ехал в открытом «Форде», заваленном цветами, и, улыбаясь с высоты своего роста зевакам, наводил на горожан священный ужас.

Третий мафиозо – Аль Капоне – прислал коллеге цветы – на сумму 8 тысяч долларов. На 10 тысяч долларов раскошелился гангстер Джонни Торрио. На 100 тысяч долларов (а это уже запредельные по тому времени деньги!) поставил цветов Баньон, которому суждено было в тот день стать очередной жертвой войны гангстерских кланов.