— Думать дальше! — захлопнула папку строгая библиотекарша. — Ты же настоящий писатель! Заставь воображение работать.

На мой взгляд, Нестейше стоило пить успокоительные капли от воображения, но я мудро промолчала. Юные дарования, неожиданно открывшие талант к сочинительству, были такие же ранимые, как поэты. Страшно лишнее слово обронить.

После полдника мы с Ри в шумном коридоре встретили Кристофа. Держа в руках стопку работ, он направлялся в учительское крыло и нервно улыбался, когда благородные девицы принимались ехидно перешептываться.

— Говорят, что на занятиях он настоящий зверь, — пробормотала мне на ухо Рита, заставив чуточку наклониться. — Законницы уходят от него в слезах, а с виду выглядит безобидным… Не зря умные люди утверждают, что все маменькины сынки ненавидят женщин!

Мы как раз проходили мимо, так что сплетница прикусила язык и, засияв фальшивой улыбкой, поздоровалась на весь коридор:

— Добрый день, господин Ленар.

Даже дурак понял бы, кому мы только что перемывали косточки. Молчу уж про проницательного преподавателя.

— Добрый день, дамы, — чуть поклонился он, и работы посыпались из рук. — Ох! Какая неловкость!

Неловкость явно была тонко спланирована, чтобы усадить меня на пол. Ведь уступчивая простушка никогда не пройдет мимо нуждающегося в помощи учителя. Ленар присел на корточки и принялся сгребать студенческие труды, щедро расчеркнутые красным грифельным карандашом.

— София, поможете? — поторопил он меня, давая понять, что скоро нечего будет собирать и ему придется уронить еще что-нибудь.

— Конечно, господин преподаватель, — процедила я, хотя не имела никакого желания ползать на карачках. Ускакавшая в другой конец коридора Рита посылала мне воздушные поцелуи, мол, крепись, подруга.

— Мне необходимо уехать из замка, — едва слышно пробубнил Ленар, не глядя на меня.

Я быстро осмотрелась. Разговаривать рядом со студентками было рискованно, но лучше, чем прятаться в каком-нибудь темном углу. Заметят — сплетен не оберешься.

— Как вам передать пальто? — спросила, практически не разжимая губ.

Оно по-прежнему висело в шкафу, куда стеснялась совать нос комендантша, а Ди не ночевала в общежитии и о прибавлении одежды не догадывалась.

— Оставь в библиотеке в отделе магической литературы, — попросил законник.

— Через полчаса заберете, — пообещала я.

Мы выпрямились. Когда я возвращала поднятый с пола лист, то уже знала, что сегодня взломаю комнату Ленара.

— Благодарю, госпожа Вермонт! — громко заявил Кристоф и поправил сползшие очки.

Когда он уехал из замка, я бросилась к привратнику и за пару мелких монеток выяснила, что до следующего утра новый преподаватель возвращаться не собирался. Ничто не могло помешать проникнуть в общежитие к Ленару и выдрать из трактата «О плотских утехах» нужные страницы! Даже сам хозяин комнаты.

— Хороша ты, София, — хитро прищурился дядька Дрю, прихлебнув чего-то мерзкого из дорогущей серебряной фляги Кристофа. — Только мужиков выбирать не умеешь. Что ж ты бегаешь за этим сморчком?

— Сама не понимаю, как меня занесло, — проворчала я и посчитала за благо поскорее убраться из сторожки, где ядрено пахло грязными носками и перегаром.

Во время ужина, когда крыло пансиона полностью опустело, я проникла на учительский этаж. Преподавателей селили практически под крышей. На окнах стояли толстые двойные рамы, а в некоторых комнатах даже были камины. Однако, несмотря на внешний комфорт, учителя в институтских «хоромах» не задерживались и сбегали в город. Пару лет назад крыша прохудилась, о чем гневно объявила наставница Ру, как-то весной проснувшаяся в мокрой постели. Несмотря на недовольство, ремонт затянулся. Ходили слухи, что деньги, выделенные короной, ректор тихонечко спустил на новый экипаж и пару лошадок к нему.

Много времени я потеряла на поиски комнаты Ленара. Приходилось проверять каждую дверь: прикладывать ладонь и, закрыв глаза, сосредоточиваться на приходящих образах. Колдовство несложное, но коленки затряслись от слабости. Если меня не подводил «третий глаз», а ясно видеть предметы он не позволял и подводил с завидной регулярностью, то Кристоф, не мудрствуя лукаво, втиснул запрещенный трактат «О плотских утехах» на открытую книжную полку.

Последние силы ушли на замок. Механизм щелкал тяжело, неохотно. Так уморилась, будто с помощью магии не на крошечную пружинку нажимала, а переворачивала тяжелые камни! Наконец дверь подалась, и я проникла в окутанную темнотой комнату. Помещение оказалось не больше студенческих каморок. Обстановка отличалась лаконичностью: пара аккуратно застеленных кроватей, простой узкий шкаф, полки с книгами, письменный стол — никаких излишеств. В лампе едва-едва теплился световой камень.

Я вытащила с полки стиснутый толстыми томами трактат. Воровать всю книгу не имело никакого смысла, меня интересовали только картинки, демонстрирующие недюжинное воображение любовников. Выдирала по линейке, к счастью, нашедшейся на столе. Аккуратно сложив страницы, я засунула их в чулки, надеясь, что листики не сползут до пяток.

Едва я успела одернуть подол, как дверь комнаты осторожно, точно с опаской, отворилась. От страха на затылке зашевелились волосы. Попалась! Молниеносным движением я прикрыла книгу папками.

— Что вы тут делаете, госпожа благородная девица?! — раздался шепелявый голос.

Эдон Рауф?! Когда я замышляла кражу со взломом, то не учла соседа Ленара! Святые угодники, мне даже мысли не пришло, что преподавателей селили, как студенток. У них же почти целый этаж свободный!

На секунду в голове воцарилась дивная пустота.

— Отвечайте! — потребовал Эдон.

Хороший вопрос. Ворую откровенные картинки из присвоенной вашим соседом книги? Этакий круговорот эротики в Институте благородных девиц.

Коротко выдохнув, я развернулась на каблуках и немедленно пожалела. Лучше бы стояла спиной! Чертежник красовался длинной исподней сорочкой, из-под которой задорно выглядывали кривоватые волосатые ноги. С видом паникующей девственницы, забывшей в купальне пояс целомудрия, он судорожно натягивал подол на худые колени. На плече висело влажное полотенчико, мокрые волосы торчали в разные стороны. Некоторое время мы таращились друг на друга в тусклом свете полуистлевшего светового камня.

— София? — наконец дар речи вернулся к Рауфу. — Как ты… вы… здесь?

Ну же, София! Придумай что-нибудь толковое! Ты же книжки сочиняешь!

— Я люблю вас! — слетело с языка.

Даже в потемках было заметно, как на лице Рауфа с тонкими губами и птичьим носом отразился священный ужас.

— Что вы такое говорите?!

— Именно! — обрадовалась я, что очень удачно соврала, и бросилась наизусть зачитывать диалог из Бевиса Броза, придуманный на прошлой неделе. — В вашу обитель меня привела истинная страсть! Она настолько сильна, что я забыла о стыде и стою перед вами полностью обнаженная…