Людская сила была тогда одним из наиболее очевидных ресурсов любого государства. Сразу после смерти Екатерины II в 1797 г. население Российской империи составляло порядка 40 млн. человек. Эта цифра сопоставима с 29 млн. французских подданных накануне Великой французской революции и, возможно, с 22 млн. обитателей владений Габсбургов в тот же период. В Пруссии даже в 1806 г. проживало всего лишь 10,7 млн. человек. Великобритания находилась где-то между Пруссией и более крупными континентальными державами. Ее население вместе с ирландцами насчитывало около 15 млн. человек в 1815 г., при том что людские ресурсы Индии только начинали становиться фактором мирового могущества Великобритании. Таким образом, по европейским меркам население России было значительным, но ненамного превосходило численность населения ее каждого отдельно взятого соперника времен старого режима и заметно уступало размерам людских резервов, имевшихся в распоряжении Наполеона. В 1812 г. численность населения Французской империи, иными словами, всех территорий, управляемых непосредственно из Парижа, составляла 43,7 млн. человек. Однако Наполеон являлся также королем Италии с населением 6,5 млн. человек и протектором Рейнского союза, на территории которого проживало 14 млн. человек. В его распоряжении находились и некоторые другие территории: с точки зрения России, наибольшее значение имело Великое герцогство Варшавское с населением 3,8 млн. человек, которое внесло непропорционально большой вклад в военную деятельность Наполеона в 1812–1814 гг. Простое перечисление этих цифр кое-что говорит о том вызове, перед которым в рассматриваемые годы оказалась Россия[33].

С государственной точки зрения, важным аспектом мобилизации населения России являлся тот факт, что не только само население было многочисленно, но и что процесс его постановки в ряды армии обходился недорого. Рядовой в армии Веллингтона едва ли жил королевской жизнью, однако его годовое жалованье было в одиннадцать раз больше, чем у русского солдата — даже в том случае, если последний получал его в серебряных копейках. На деле же жалованье рядовым русской армии в 1812 г. гораздо чаще выплачивалось в бумажных деньгах, действительная стоимость которых равнялась одной четверти номинальной. Сравнение цен и доходов всегда сопряжено с трудностями, поскольку часто не ясно, указывалась ли в источниках стоимость в серебряных или бумажных деньгах, да и в любом случае разница между прожиточным минимумом в России и других странах (прежде всего в Великобритании) была велика. Более показательным является тот факт, что даже в мирное время британский солдат получал не только хлеб, но также рис, мясо, горох и сыр. Русскому рядовому давали только муку и крупу, хотя в военное время рацион пополнялся за счет мяса и водки. Солдаты варили из крупы кашу, являвшуюся их основным продуктом питания[34].

Полк российской армии иногда вместо готовой военной формы и сапог получал ткань и кожу, из которых собственными силами шили одежду и обувь. Порох, свинец и бумага доставлялись в полки, и уже там из них изготавливались патроны. Государство пользовалось бесплатным трудом не только солдат. Небольшое число рекрутов направлялось не в армию, а определялось для работы в шахтах. Еще важнее было то обстоятельство, что, когда Петр Великий построил чугунолитейные заводы, ставшие основой военной промышленности России, к ним были приписаны целые деревни, которые навечно обязывались снабжать их рабочей силой. То же самое было сделано в отношении ряда текстильных предприятий, созданных для пошива одежды для русской армии. Труд приписных крестьян обходился еще дешевле, поскольку семьи рабочих сохраняли свой земельный надел, с которого они должны были кормиться[35].

До тех пор пока армии всех европейских стран состояли из профессиональных военных, несших службу на протяжении длительного времени, военная система России составляла им превосходную конкуренцию. Система ежегодного набора рекрутов давала возможность российской армии оставаться крупнейшей и самой дешевой в Европе, не возлагая при этом непосильных тягот на население. Однако в 1793–1815 гг. сначала во Франции, затем в Пруссии начали происходить перемены, которые поставили под вопрос дальнейшую жизнеспособность российской армии. Революционная Франция начала ставить под ружье целые «классы» молодых людей в надежде на то, что с окончанием войны они вернутся к мирной жизни в качестве граждан новой республики. С 1798 г. эта система стала применяться на постоянной основе стараниями Луи Журдена, установившего в качестве обязательного шестилетний срок службы. Государство, на короткий срок призывавшее в ряды своей армии целую возрастную группу, единовременно могло выставить больше людей, чем Россия. Через некоторое время в его распоряжении оказывались подготовленные резервы, состоявшие из сравнительно молодых людей, прошедших военную службу. Если бы Россия попыталась скопировать эту систему, ее армия перестала быть отдельным сословием в государстве, и сама сущность царского режима и общества должна была бы претерпеть изменения. Состоящая из граждан армия едва ли была совместима с обществом, основанном на крепостном праве. Армия стала бы менее надежной силой при подавлении бунта внутри государства. Знатные землевладельцы оказались бы лицом к лицу с массой молодых людей, вернувшихся в свои родные деревни (при сохранении существовавшего законодательства), которые больше не были бы крепостными и имели военную подготовку[36].