Задохнувшись от наслаждения, Лесли мгновенно прекратила сопротивляться. Губы Даниэля продвигались все ниже, покрывая пламенем поцелуев ее шею, плечи. Он раздвинул полы халата шире, но дальше не пускал затянувшийся на спине узел пояса. Его губы на мгновение разочарованно замерли, затем вновь принялись целовать ее шею, плечи, оставляя после себя бурлящие гейзеры возбуждения.

— Повернись, — шепнул Даниэль, но Лесли отрицательно затрясла головой. Она все еще опасалась вот так, открыто, признать, как сильно она его хотела.

Даниэль, казалось, понял это и не настаивал. Руки его скользнули ей за спину, нащупали узел, развязали его и затем одним решительным движением распахнули халат снизу доверху, обнажив ее всю.

Глядя на ее мерцавшее в темноте тело, Даниэль невольно застонал, и стон этот был наполнен желанием и почти благоговейным восхищением.

— Если бы ты знала, как часто я мечтал об этом, — сказал он, дрожащей ладонью прикоснувшись к ее мягкой и в то же время упругой плоти. Голова Лесли откинулась назад, губы шевелились в тщетной попытке что-то произнести… Да, теперь она окончательно погибла. Оба они погибли.

— Лесли, — шепнул он, прижавшись губами к ее уху. Прикосновения его становились все более решительными, все более настойчивыми. — Лесли, я уже не понимаю, что правильно и что неправильно. — Большими и указательными пальцами он сжал ее соски, и Лесли задохнулась от мучительного ожидания сладостной боли. — Я знаю только одно: сейчас я могу осуществить свою мечту.

Она не ответила. Она не могла произнести ни слова. Но она и не остановила его, и это было ее ответом.

Пальцы Даниэля продолжали ласкать ее соски, пока Лесли не ощутила, как всю ее, от груди до бедер, словно пронзили кинжалы огня. Она выгнулась, не в силах и дальше пассивно выносить эту томительную муку и в то же время не в состоянии попросить его остановиться. Но когда через минуту руки Даниэля, оставив грудь, скользнули вниз, она вся встрепенулась в неистовом протесте. Она еще не была готова. То, чего она так жаждала, вдруг показалось слишком интимным, слишком опасным. Дрожащими руками Лесли попыталась натянуть на себя халат.

— Даниэль…

— Все будет хорошо, любовь моя, — шепнул он ей в ухо, пока пальцы его продолжали неумолимое продвижение вниз.

Лесли почудилось, что сердце ее на секунду замерло. «Любовь моя» — эти слова вспыхнули в ее сознании как ослепительная комета на черном, беззвездном небосводе. «Любовь моя».

— Все будет хорошо, — мягко повторил Даниэль.

— Правда? — с трепетом в голосе спросила она, почувствовав на бедрах его ладонь. — Ты действительно думаешь, что все будет хорошо?

— Должно быть, — хрипло ответил он. Двумя легкими как пух прикосновениями он заставил ее ноги раздвинуться, словно Лесли была головоломкой, секрет которой известен только ему. — То, что так прекрасно, не может обернуться ничем дурным.

И он был прав. Лесли поняла это в то мгновение, когда его пальцы нашли свою цель. Он был мучительно, ослепляюще прав. Застонав, она слегка шевельнулась. Его пальцы принадлежали ей. Они были в ней. Она опять застонала и закрыла глаза.

Безотчетно Лесли подалась вперед, обвила руками его шею, а он все продолжал творить свое волшебство. Как странно, что она боялась! Ей нечего было прятать от него. Даниэль уже знал все ее тайны, все потаенные места, где в ожидании освобождения таились ее самые сокровенные мечты. Скоро, очень скоро у них уже не будет дороги назад. Лесли вдруг нестерпимо захотелось, чтобы этот момент настал как можно быстрее. Доведенная до исступления его ласками, она лихорадочно зашептала:

— Еще… еще… быстрее…

— Нет, — неожиданно произнес Даниэль, и Лесли почувствовала, что руки его замерли. — Не сейчас. Я хочу видеть тебя всю.

Разочарованная, она чуть было не заплакала, но Даниэль каким-то непостижимым образом сумел ее успокоить. Сгорая от возбуждения, Лесли тем не менее покорно подчинилась. Даниэль осторожно поднялся и стал рядом с кроватью.

— Наконец я могу видеть, как ты прекрасна! — восхитился он. И начал медленно, аккуратно расстегивать пуговицы рубашки. Боже, как много пуговиц там было!

— Быстрее! — со стоном выдохнула Лесли, пытаясь усмирить свое выходящее из повиновения тело, совладать со сведенными судорогой мышцами.

Когда он встал перед ней обнаженный, у Лесли перехватило дыхание. Несмотря на то что происходило между ними минуту назад, несмотря на все свои предыдущие грезы, она оказалась не готовой к тому, что увидела: сильное, мускулистое, дышащее сексуальностью и ослепительно красивое тело молодого мужчины.

И когда он снова прижался к ней, глаза ее наполнились слезами. Даже в самых смелых мечтах Лесли не могла вообразить, что все будет происходить именно так.

Однако Даниэль неправильно истолковал ее молчание и слезы. С видимым усилием остановившись, он взял ее руку и прижал к своей груди.

— Лесли, ты действительно этого хочешь? — спросил он, и Лесли, ощущая лихорадочное биение его сердца, поняла, как много отваги потребовалось Даниэлю, чтобы задать этот вопрос. Она чувствовала, как он весь напрягся в ожидании ответа. Одно легкое движение ее тела, легкое, неуловимое движение — и все ожидания будут позади. — Лесли? — снова спросил он, не услышав ответа. В голосе его сквозило отчаяние. Прижатой к его груди рукой Лесли почувствовала, что сердце его остановилось. — Ты хочешь этого?

Что она могла ответить? И зачем он спрашивал? Пытался взвалить тяжесть решения на нее? Давал ей последний шанс спасти их обоих? Сейчас он был в плену страсти, но что будет потом? Потом, когда дурман рассеется и наступит раскаяние? Когда он вспомнит, что занимался любовью с женщиной, на которой собирался жениться его брат. Когда окажется, что гораздо проще возложить вину на нее, а не на себя. Когда его презрение разобьет ее сердце.

Но Лесли не воспользовалась этим шансом. Возможно, причиной было вино, возможно, копившееся в ней последние недели желание, а может быть, простое и вечное как мир волшебство. Волшебство, имя которому — любовь. Она страстно любила этого мужчину и с радостью отдала бы ему все, что имела.

Принадлежать Даниэлю было ее мечтой, а в эту ночь ее самая трепетная мечта могла осуществиться, и сейчас только это имело значение. Кто знает — случаются же в жизни чудеса, — может, ему никогда ни о чем не придется пожалеть.

И вместо ответа Лесли повторила его слова:

— То, что так прекрасно…

Она не успела договорить. То, о чем она так мечтала, сбылось. Он вошел в нее бережно и нежно, но нежность эта была слишком хрупким цветком, чтобы уцелеть в пылающем горниле их страсти. Вскрикнув, Лесли сомкнула ноги за его спиной, неистово прижимаясь к нему, и Даниэль застонал от наслаждения, каждым нервом ощущая, что она совершенно не нуждается в его героической сдержанности…

Позже, когда они одновременно достигли пика наслаждения, затихшая было буря за окном возобновилась с прежней силой, раскатом грома заглушив их общий крик радости и торжества.