– Пойдем, – глухим от чувств голосом сказал Азиз, взял ее за локоть и повел по извивающимся дорожкам, среди роскошных цветов и развесистых кустов. Мгновение снова ушло, но Оливия не могла прогнать болезненное желание.

– Что ты хочешь сделать, когда станешь шейхом? – спросила она, когда они забрели в глубину сада, куда не доносились звуки города. Пора поговорить как нормальные люди.

– Хороший вопрос. – Азиз помолчал, шагая рядом, задумчиво глядя на дорожку. – Я уже говорил, что хочу быть хорошим правителем, честным и справедливым. – Он покосился на Оливию с сухой и несколько уязвимой улыбкой. – Глупо, конечно, учитывая, что я обманываю своих подданных, хотя еще даже не утвержден на троне.

– Но для этого были причины. – Хотя Оливии не нравилась интрига, в которую Азиз ее втянул, она понимала, зачем он это затеял.

– Может, и так. Но я надеюсь, что все это останется позади. Что я приведу Кадар в двадцать первый век. В его голосе зазвучали ноты искренней страсти и целеустремленности. – Я хочу дать больше прав женщинам. Хочу национализировать здравоохранение. Привлечь международный бизнес в Сиад… – Он осекся со смехом. – Как напыщенно я говорю.

– Вовсе нет. Это замечательные планы.

– Даже если так, как я их реализую? – Азиз остановился и уставился в ослепительно-синее небо. – Люди никогда не примут меня.

– Ты все время так говоришь, но я не понимаю почему. Со временем они тебя полюбят. Ты им уже нравишься. – Она жестом указала на ворота сада.

– Им нравится идея моей свадьбы, которая может даже не состояться. Никто не знает, найду ли я Елену.

– А чего ты хочешь? – Оливия уперлась в бока. – Хочешь, чтобы они падали к твоим ногам? Работай с тем, что есть. Посети пустынные племена, поговори с ними. Ты сможешь. – Она подступила ближе, и ее собственный голос зазвенел от эмоций. – Ты уже многое делаешь, хотя сам не замечаешь. Там, лицом к лицу с людьми, ты так естественно себя вел, разговаривал, слушал, смеялся. Людям нравится эта искренность, а не твой космополитизм и плейбойские манеры. Народу Сиада нужен правитель, который к ним прислушивается; и племена пустыни хотят того же.

Азиз повернулся к ней, удивленный страстной речью. Но Оливия говорила так красноречиво, потому что верила в свои слова. Верила в Азиза.

– Ты говоришь как моя классная руководительница в школе-интернате, – укоризненно сказал он. – Она тоже велела мне перестать распускать сопли.

– Я этого не говорила, – возразила Оливия.

– Нет, ты наговорила мне много комплиментов. Спасибо.

– Это не лесть, я говорила искренне.

Секунду было видно, что Азиз по-настоящему тронут, даже не находил слова для ответа. Потом он кивнул.

– Спасибо, – сказал он, на этот раз без иронии.

Еще несколько минут они шли в молчании, слушая пение птиц в кронах деревьев. Но тишина была не напряженной, а дружеской.

– Что ж, теперь твоя очередь, – сказал Азиз. – Встречная воспитательная речь.

– Мне она не нужна.

– Правда? – Он повернулся к Оливии, смерил ее проницательным взглядом. – Почему ты столько времени скрываешься от мира, Оливия? Какая печаль так привязывает тебя к прошлому, что ты не видишь для себя будущего?

– Все не так… – начала она растерянно, но Азиз покачал головой.

– Почему бы еще такая красивая молодая женщина заперлась в пустом доме и посвятила себя уборке комнат, в которых почти никто не живет? Разве этому ты хочешь отдать всю свою жизнь? Этим хочешь быть?

– Ты ничего обо мне не знаешь, – возразила Оливия, но Азиз шагнул ближе, потребовал:

– Расскажи мне.

– Мы говорили о тебе, а не обо мне.

– А теперь говорим о тебе. Почему ты прячешься от жизни, Оливия? Что тебя так напугало?

– Я не напугана, – возразила она. – Просто так… проще.

– Почему?

Она медленно сделала глубокий вдох.

– Я потеряла… дорогого человека, – сказала она наконец. Ее голос звучал отстраненно, как чужой. – Человека, которого очень… очень… невероятно… любила, – выдавила она. Слова давались ей с трудом, горло перехватывало. Она никогда ни с кем не говорила про Дэниэла. – Когда теряешь кого-то настолько важного… Больше не можешь даже попытаться. Даже если бы захотел.

Она не могла смотреть на Азиза, иначе бы наверняка расплакалась. Но чувствовала его взгляд. А потом его ладонь коснулась ее щеки, скользнула под чадру.

– Ты так его любила? – спросил Азиз тихо. Он наверняка думал, что она говорит о мужчине, о возлюбленном.

– Больше жизни, – ответила она, потому что любой другой ответ стал бы предательством по отношению к Дэниэлу – еще одним. – Все еще люблю и никогда не перестану.

Пальцы Азиза все еще касались ее щеки, и Оливия сопротивлялась желанию податься навстречу, найти утешение в его ласке.

– Мне очень жаль, – сказал он, и Оливия выдавила дрожащую улыбку.

– Это было давно.

– Все равно. – Азиз все не убирал руку. Оливия рискнула поднять на него глаза. Сочувствие и доброта, написанные на его лице, были как удар, как нож в сердце.

– Азиз… – прошептала она, хотя не знала, почему так выдохнула его имя, о чем просит его.

Но Азиз догадался раньше ее. Его глаза потемнели, ладонь крепче прижалась к ее щеке. Он отвел чадру и провел большим пальцем по нижней губе. Азиз подступил ближе, и Оливия почувствовала жар его тела, вдохнула пьянящий запах его парфюма.

– Оливия, – тихо позвал он, и от звука его голоса недавно пробудившиеся части ее тела и души заныли от желания.

Оливия не знала, кто сдвинулся первым, но внезапно оказалось, что Азиз целует ее – или она целует Азиза. Невероятно нежно, восхитительно сладко. Наконец они касались друг друга так, как ей давно хотелось. Она впилась ногтями в плечи Азиза, прижимаясь к нему. Нежность сменилась жадностью; внезапное всеобъемлющее желание охватило ее всю.

– Оливия, – произнес Азиз снова, прошептал прямо ей в губы. Его ладони сминали ее бесформенные одежды, находя изгибы тела под тяжелой тканью. Его язык толкнулся ей в рот, дразня, и Оливия застонала. Его прикосновение было как наркотик; Оливия уже стала зависимой от него, жаждая все больше и больше.

Азиз обнял ее лицо ладонями, полностью стянул с нее чадру и запустил пальцы в волосы, растрепывая их. Шпильки со звоном посыпались на дорожку. А поцелуи все не прекращались, и каждый ложился клеймом на ее душу, так что Оливия больше никогда не смогла бы забыть их. Забыть Азиза. Он изменил ее, как никто не мог. Дотянулся в самую глубь ее души своим смехом, пониманием – и поцелуями.

О, его поцелуи…

Оливия запустила руки под его кафтан, ощущая жар его кожи сквозь тонкую ткань рубашки, и прижалась теснее. Азиз как-то сумел пробраться под застежки у нее на груди и задел пальцем ее сосок. Оливия резко выдохнула от удивления.