Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А ещё у нас конкурс красоты среди дворняг будет, приходите.
На рынке тоже приветливо и ни соринки, а пирожки с капустой такой величины, вкусноты и дешевизны, что хочется немедленно попросить политического убежища в этом городке, остаться на ПМЖ, а что? Сгонять в Мск за самым необходимым, снять домик с печкой, зимовать, читать, писать… Всё тут дышит достоинством, неспешностью и осмысленностью, местные рады-радёшеньки, что добраться до них можно только вертолётом или редкими паромами с мая по сентябрь, и такое чувство, что этот городок ещё всем покажет, о нём ещё услышат.
Чудо-городок.
Вот только с прорицателем опять какие-то непонятки. Мы находим домик в низине, последний, крайний дом на улице, долго спускающейся к сырому лугу. Домик почему-то белёный, с голубыми окошками, украинская белёная хатка посреди болот меря. Стучим в дверь, в окошко — на подоконнике, между чистыми занавесками и надраенным стеклом — пластмассовые цветные игрушки, Чебурашка с другом, зайка с морковкой, Мишутка.
Никто не отзывается. Осока с очень широкими, темно-зелёными листьями и ольха возле скамеечки ничего нам не говорят.
Осторожно стучимся к соседям, выходит женщина в платье поверх треников и дядя в майке с ночным Манхэттеном на обширном пузе. В открытую дверь видна добротная горница с огромным экраном — громко идёт «Модный приговор». Выясняется — всё не так. В процессе передачи сведений по цепочке «знакомые знакомых знакомых — знакомые знакомых — знакомые Орловой — Орлова» произошёл сбой. Эта хатка с синими оконцами — дом женщины, от которой нам и пришла записка. Она няней в интернате для больных детишек работает, сутки через двое, только сегодня на дежурство ушла…
А про самого прорицателя соседи что-то слышали, но точно не знают. Это вам на Погост надо. Катер на Погост через час пойдёт.
Какой такой Погост?
Посёлок Высокое на том берегу. Там монастырь восстанавливают, Михайло-Архангельский погост называется, в монастыре много всяких чудных крутится, может, и провидец ваш там.
Мы думаем, что делать, что всё это значит, задумываемся не на шутку, а наш главный пассажир, главный нуждающийся во встрече с прорицателем, вдруг спокойно говорит:
— Это перст Божий. Ну какие ещё прорицания? Чего неизвестного в моём будущем?
Она усмехается. Это решение словно придаёт ей сил, она без посторонней помощи поднимается с низенькой скамеечки и бодро первая шагает в гору. Мы плетёмся за ней, Игорёк шипит на Орлову, что всегда у неё всё наперекосяк, что надо заранее всё выяснять внимательно, просчитывать до мелочей, что с ней лучше не связываться, и вообще у него что-то в зубе застряло и не выковыривается, катастрофа, горюшко, кругом враги…
Я уже готова придушить Игорька, просто напрыгнуть сейчас со спины и каким-то образом укокошить, а тушку сбросить в речку. Мне даже хочется выступить в роли этакого воина-освободителя для многих несчастных лохушек, на чьи увядающие шеи ещё непременно уютно усядется этот плечистый кровосос, но не хочется огорчать городок, нет, труп Игорька в речке — с моей стороны это было бы непорядочно.
Разбредаемся кто куда. Здесь есть музей — большая изба с домоткаными половиками, полная старых утюгов и самоваров, ступок, бусин, берестяных коробов, осколков знаменитой дырчато-пупырчатой керамики, а во дворе под навесом стоят первый трактор и настоящая карета.
Я разглядываю старые и нынешние карты — эту землю кроили и перекраивали, войны, распри, междоусобицы, нашествия иноплеменных, укрупнения и разукрупнения, объединения и разъединения административных единиц… Странно, что земля выстояла и здесь всё ещё говорят по-русски, пекут дивные пирожки, таскают на шахматные соревнования кошек и вяжут шерстяные носки в весёлую полоску.
— Послушайте, а что мы теряем? — спрашивает Алёша за обедом на лавочке, запивая ряженкой пирожок. — Давайте уже сгоняем на этот Погост, когда ещё в этой глуши окажемся? Всё равно обратный вертолёт только вечером. Поплыли уже, а? Валентина Вадимовна, вы себя хорошо чувствуете?
Мы на Погосте.
На площади, напротив входа в монастырь, прямо напротив старых, покривившихся ворот с новодельной мозаикой, — магазин для женщин «Три Б». Блузки, брюки, бриджи.
Действительно, в монастыре и вокруг него много народу. Игорёк и Алёша уходят, мы с Наташей и Орловой ищем, у кого бы спросить про ясновидящего, Никола усаживает Валентину Вадимовну в тенёк.
Мы несколько раз спрашиваем, где найти Ивана Даниловича, наконец мужик в панамке, с длинным, свёрнутым набок носом, говорит, сплюнув:
— Приболел Имран Дамирыч.
Нет, Иван Данилович, а не Имран Дамирович.
— Ну. Это те, кто выговорить не может, Иванданилычем зовут. Он сам разрешил. А так — Имран. Говорю, он. На скорой вчера увезли. Заболел, ага. Много сахару поел. И всё в жидком виде. Золотой мужик, умнющий, всё чует, любого насквозь видит. К нему со всей области за советом едут. Бухает только… А как не бухать? За науку переживает, за космос наш советский… Раньше-то космонавты в почёте были, а теперь… Тут кто хошь забухает по-чёрному… На земле-то несладко, а в космосе поди поболтайся на благо Родины, всю психику надорвёшь. Вот и бухает, значит…
(Гундосит забулдыга в панамке, не желая от нас отставать, рассчитывая, наверное, на какой-то московский гостинчик вроде полташа на пивко.)
Я даю ему горсть жёлтых гривенников, и он растворяется в тёплом травяном воздухе.
Это какой-то подсадной абориген. Такого быть не может. Во-первых, отсюда нельзя увезти на скорой, если она, конечно, не катер… Во-вторых, этого всего вообще не может быть… А в-третьих…
Я смотрю на Орлову и вспоминаю… Она давно хочет открыть ивент-агентство или агентство по эксклюзивному туризму. Так вот что это такое, наша поездка, — прогон, репетиция эксклюзивного туризма, первый опыт на этом хлопотном, но, говорят, доходном поприще…
Послушай, Ася…
(очень тихо говорю я)
Вот это всё, наша команда, экипаж, экспедиция –
лечёный алкаш,
неведомый никому, кроме мамы, актёр,
альфонс на «пересменке»,
заслуженный абортник с дочерью — старой девой,
а уж про нас с тобой и говорить нечего,
— мы все, едущие в глушь, в заброшенный монастырь,
где на ролях ясновидящего сидит спившийся космонавт –
это же какой-то голимый, отпетый, отъявленный артхаус,
снятый на мобильный телефон, но с Машей Голубкиной в главной роли.
Ася, ты это сама придумала или помогал кто?
В ответ глаза её наполняются слезами. У неё есть какой-то механизм для экстренного наполнения глаз слезами, невидимая миру кнопка для моментально предъявляемых миру слёз. Раз и готово.
Это совпадение… Я ничего не знала… Как ты можешь… Надо верить людям…