class="p1">Я посмотрел на товарищей.

– Иди, раз зовут, – ухмыльнулся Данатар.

– Я с тобой, – шагнул ко мне Тимак.

– Звали Гуню, – сказал Данатар.

Мне показалось, он знает этих парней и не ждёт для меня ничего хорошего от встречи с ними.

– Сам разберусь, – сказал я. – Спасибо, Тимак.

Подошёл, не торопясь, остановился в пяти шагах, разглядывая всю троицу. Лет по шестнадцать-семнадцать, равнодушные лица, окурки в уголках ртов, прищуренные глаза.

Тот, что меня позвал, с тонким носом и какой-то, словно облупленной физиономией, не курил и был без головного убора. Его двое приятелей – в кепках, косо надвинутых на лбы.

– Знаешь меня? – спросил кучерявый.

– Меня машина сбила, – сказал я. – Слышали, наверное. Травма головы. Если и знал, то забыл. Извини.

– Олег, – сказал кучерявый. – Он же Пушкин.

– Сергей, – представился я. – Он же Гуня, – я понизил голос и доверительно сообщил. – Хотя я понятия не имею, что это значит. Только пацанам, – я обозначил поворот головы в сторону одноклассников, – не говорите, засмеют ещё.

– Правда, что ли, не знаешь? – удивился Пушкин.

– Правда. Может, и знал. Но… не помню.

– Гуня ты в школе, – один из парней щелчком пальцев отправил горящий окурок в полёт. – А для нас – Очкастый.

– Для вас – это для кого? – поинтересовался я.

– Для всех остальных, – ухмыльнулся парень. Выглядел он каким-то… расхлябанным, что ли. Вялая челюсть, тёмное лицо, грязно-болотного цвета глаза и шрам, тянущийся от края толстого, нечётко очерченного рта, через левую щёку. – Ты Черепа вчера завалил?

– Ну я. А что?

– Это мой брат.

– Ничем не могу помочь, – сказал я ровным тоном.

– Не понял. Ты чё щас вякнул? – болотные глаза сузились.

– Оставь его, Рваный, – сказал Олег. – Чего прицепился к пацану? Он Черепа честно завалил, один на один. Не лезь. Мы здесь не за этим. Не ссы, Гуня, – обратился он ко мне. – Никто тебя не тронет.

– Мне ссать не с чего, – сказал я. – Пусть ссыт неправый. Чего хотели-то?

– В большую рамку встанешь? Сегодня восемнадцатое. Через десять дней, двадцать восьмого, в воскресенье, мы с пехотой играем, а на ворота поставить некого.

– С пехотой – это…

– С мотострелковым полком, – пояснил Пушкин. – Первенство Кушки начинается. Первый матч, как всегда, с ними.

– То есть, это со взрослыми играть?

– Ну да, с кем же ещё. В сборную Кушки тебя зовут, Гуня, цени. Кстати, а где твои очки?

– Не нужны уже, зрение исправилось. Так что теперь я не Очкастый.

– Да нам по херу, – произнёс Рваный равнодушно и закурил новую сигарету.

– Ладно, пошли, – хлопнул ладонями по коленям третий парень (плотный, широкоплечий, с твёрдыми острыми скулами) и поднялся. – Значит, ждём тебя двадцать восьмого в воскресенье на стадионе в семь тридцать утра, – обратился он ко мне. – Если не зассышь, конечно.

– И мама с папой разрешат, – добавил Рваный.

– Буду, – сказал я. – Хорошо, что не завтра. Десять дней мне хватит, чтобы восстановиться.

– Вот и ништяк, – сказал широкоплечий. – Бывай.

Рыжий на прощанье кивнул. Рваный ухмыльнулся, сунув руки в карманы.

Троица покинула спортплощадку и скрылась.

– Что они хотели? – спросил подошедший Тимак.

– Звали в футбол играть, против мотострелков. Двадцать восьмого.

– Ого. В воротах, что ли?

– Ага.

– Сильно. А потянешь? Там взрослые парни в команде, по восемнадцать-двадцать лет. Бьют, как из пушки. Да и ворота большие.

– Значит, надо потренироваться. Готов помочь?

– Конечно. А как?

– Двое нужны, – сказал я. – А лучше трое. – Кто у нас, кроме тебя, лучше всех по воротам бьёт?

– Данатар и Тигр, – уверенно ответил Тимак.

Я обернулся, махнул рукой:

– Данатар, Тигр!

Они подошли.

– Пацаны, завтра, после школы, постучите мне по воротам на стадионе?

– Гуню в сборную Кушки позвали, на ворота, – пояснил Тимак. – Надо форму набрать.

– Ну, раз так… – протянул Данатаров. – Постучим. Только мяч где взять?

– Нужно три, – сказал я.

– На фига? – удивился Данатар.

– Трое же по воротам бить будут.

– Ага… – глубокомысленно промолвил Данатар.

– Один я в комендатуре возьму, – сказал Тимак, и я вспомнил, что его отец – пограничник, начальник кушкинской погранкомендатуры. Насчёт второго с физруком можно договориться. Третий – не знаю

– Разберусь, – сказал я. – Спасибо, Тимак. Тогда завтра в пять на стадионе жду всех троих.

– Замётано.

Пока мы разговаривали, остальные, включая девчонок, разошлись по домам. Осталась только Ирка Шувалова, стояла в сторонке, чего-то ждала.

– Тебя ждёт, – сказал Тимак, перехватив мой взгляд. – Иди, ты чего? Всегда же провожал после школы.

– Действительно, – пробормотал я. – Гуня я, в конце концов, или кто?

Очередная дверца в памяти Серёжи Ермолова открылась, и я увидел, кто такой Гуня. Точнее, Гунька. Литературный персонаж. Лучший друг Незнайки из книжки Николая Носова «Приключения Незнайки и его друзей». Гунька дружил с малышками, что категорически не нравилось Незнайке. Из-за этого они даже однажды поссорились.

Понятно. Значит, Серёжа Ермолов, дружит с малышками. Точнее, с девочками. Что для его возраста необычно. Причём необычно и на Земле, и на Гараде.

Я вспомнил наш интернат с раздельным обучением девочек и мальчиков вплоть до четырнадцати лет по земному счёту. А также горячие споры, которые кипели в обществе по этому поводу лет двадцать назад, – мол, не правильнее ли будет формировать смешанные учебные классы с самого начала обучения, то есть с шести-семи лет?

Традиционалисты тогда победили, и принцип формирования остался прежним – до четырнадцати лет раздельное обучение, затем – общее. На мой взгляд, это правильно. Однако здесь считали иначе. Хотя, как помнит Серёжа Ермолов, так было не всегда, были времена, когда мальчики и девочки в Советском Союзе, а перед этим в Российской империи, обучались раздельно.

Я подошёл к Ирке. Она подняла на меня чёрные глаза, улыбнулась. Я улыбнулся в ответ:

– Привет.

– Привет. Как ты? Хотела навестить тебя в госпитале, мне не разрешили. Сказали… – она замялась.

– Что сказали?

– Сказали, что ты без сознания, в этой… как его… в коме, и тебя нельзя тревожить. А старшая медсестра, она знакомая моей мамы, так вообще сказала, что ты можешь… ну… можешь не выкарабкаться. Зачем ты бросился за этим котёнком? Я чуть с ума не сошла, когда тебя… когда машина тебя сбила.

Её глаза подозрительно заблестели.

– Тихо, тихо, – сказал я. – Спокойно. Видишь же, я живой и здоровый. Врачи ошиблись, и слухи о моём переселении на тот свет преждевременны. Ты домой сейчас?

– Домой, – она кивнула.

– Тогда пошли, провожу.

– Хорошо… Только уговор – никаких котиков! И вообще на дорогу чтобы не выходил. Идём только по тротуару.

– Ладно, ладно, – засмеялся я. – Давай портфель и пошли.

Зачем я пошёл её провожать? Девчонка, только начавшая чудесную трансформацию в женщину, не могла меня увлечь. Увлечь, как мужчину. Но я и не был теперь мужчиной в полном смысле этого слова. Я был мальчишкой с памятью и сознанием мужчины. Не просто мужчины, а мужчины из другого