– Мне нужен доступ к записям камер, – сказал я, и вахтёрша, быстро закивав, поднялась, уступая мне место.

Я плюхнулся на старое скрипучее офисное кресло и взглянул в большой монитор марки «Рубин», на котором был виден каждый закуток управы.

– Когда всё произошло?

– Тринадцать-одиннадцать, – охотно ответила женщина и нависла у меня над плечом, собираясь смотреть.

– Не стойте над душой, пожалуйста, – оскалился я, и вахтёрша сразу же отпрянула.

Признаюсь, момент убийства был мне не так интересен, больше хотелось понаблюдать за старшиной-завхозом.

Для этого я начал смотреть запись с часа дня. Завхоз нашёлся в одной из пристроек: в царские времена там обитала прислуга, а сейчас располагался небольшой склад, где громоздились горы списанного хлама – устаревшая и сломанная техника, мебель и прочий хлам. Завхоз – плечистый седой мужик с шикарными усами – ковырял на древнем верстаке какую-то штуковину. Параллельно я наблюдал за передвижениями Лукацкого по управе. Вот он вошёл в здание, за пять минут до собственной гибели. Перекинулся парой слов с вахтёршей, направился на второй этаж… Я перевёл взгляд на старшину. Да! Ухтин положил отвёртку на верстак и вышел. Двигается уверенно и целеустремлённо, не оглядываясь по сторонам. От былой расслабленности не осталось и следа.

Лукацкий поднимается на второй этаж – старшина в захламленном внутреннем дворике.

Депутат заходит в приёмную – его будущий убийца на дальней лестнице.

Лукацкий говорит с секретаршей, недовольно кривится и после небольшого монолога собирается присесть в кресло – Ухтин в приёмной.

Я с любопытством наблюдал, как он подошёл к депутату, который задал ему какой-то вопрос, и… не заметил, как всё случилось. Пришлось перемотать и запустить в замедленном действии, но даже так руки старшины двигались очень быстро. Удары, захват, болевые приёмы, излом, бросок – всё это уместилось в половину секунды.

Депутат вылетает в коридор и разносит вдребезги шкаф с кубками, а Ухтин выходит следом и пятится до стены, окидывая взглядом дело рук своих. Яркая вспышка – и его тело валится на пол.

Конец.

Я просматривал сцену убийства несколько раз, с каждым разом забираясь всё дальше в «прошлое». С утра Ухтин был совершенно нормальным мужиком. Улыбался, пританцовывал в такт музыкальной передаче по телевизору, угостил вахтёршу конфеткой. И потом такая резкая перемена, сделавшая его хладнокровным сверхсосредоточенным убийцей. Контраст, однако. Я глянул на часы: с момента провала спецоперации на Горбушке прошло чуть больше сорока минут. Палыч дрых, эксперты молчали. Новых зацепок не было, и сделать пока я ничего не мог. Значит, оставалось только ждать.

И надеяться, что ещё одной жертвы не будет.

6

Я сидел за столом охраны и составлял протокол, когда почувствовал это.

Хотелось бы подобрать для ощущения сравнение поинтереснее, но на ум приходит только изнасилование. В правый висок, в область, где у меня прятался дополнительный процессор, словно вонзили с размаху раскалённый лом. А потом пришёл голос. Он доносился отовсюду сразу и отдавался эхом, будто в громадном соборе, но я догадался моментально – он в моей голове. И принадлежал этот голос ребёнку.

– Иван Ива… А, как интересно. Я и не знал, какое у вас настоящее имя.

Я взвыл от боли так, что вахтёрша, стоявшая рядом, взвизгнула и, нависнув надо мной, заверещала, повторяя раз за разом один и тот же вопрос: «Всё в порядке? С вами всё в порядке?»

– Простите, эта боль из-за расстояния и мощности. Я ненадолго, – голос атаковал меня со всех сторон, и я понял, что чувствуют шизофреники. В глазах потемнело, помутилось, всё вмиг стало золотым и чёрным, словно в мире остались лишь эта два цвета.

– Сдавайся! – прорычал я. – Тебе не скрыться от нас.

– Ещё как скрыться, – что это было, звонкий детский смешок? Жутко.

– Это не я, Иван Иванович. Я не взламывал ни… – ломом в виске словно пошевелили, перемешивая мозги в горелую кашу. Я взвыл ещё сильней и упал с кресла, глядя, как предметы теряют очертания, превращаясь в чёрно-жёлтую мешанину.

– Не смей! Оставь в покое память! – заорал я и увидел, что вахтёрша, отпрянув, побежала к выходу, призывая врача. – Это преступление, щенок!

– …ни имплантаты Вьюнова, ни этого старшины, – продолжил мальчишка, узнав необходимое. – И даже если бы я захотел, то не смог бы контролировать их. Но тот, кто убивает, может. Я вижу чьё-то огромное сознание тут, в Сети. Оно визуально похоже на рой, но это не он. И оно мёртвое. Или не мёртвое, – мальчик понёс полнейшую околесицу, боль усилилась настолько, что я перестал что-либо воспринимать. Кто-то прибежал, лицо, похожее на утопающую в полутьме золотую маску, повисло у меня перед глазами. – Вот! Вот! – вскрикнул Яша торжествующе. – Я увидел. Путь ведёт наверх и вниз, товарищ майор. Или вниз и наверх! Чёрт, непонятно.

– К кому? – прохрипел я, чувствуя, что ещё немного и потеряю сознание.

– К Разуму, – именно так он и произнёс это, словно с большой буквы.

Боль ушла. Звуки, цвета, ощущения – всё это постепенно включалось. Электроника медленно устраняла когнитивные искажения, возникшие из-за грубого вторжения в мозг.

Рядом со мной сидел Глебыч, к счастью, не успевший уехать. Его лицо рывками попиксельно возвращало себе нормальный цвет и с каждым мгновением всё меньше походило на маску.

Судмедэксперт заметил, что я очнулся, и пробубнил больше для себя:

– Зрачки задвигались, на свет реагируют, – он посветил мне в глаз фонариком, и я инстинктивно заслонился ладонью, запоздало осознав, что координация движений тоже в порядке.

– Всё-всё… – прохрипел я, усаживаясь на полу и прислоняясь спиной к столу вахтёрши. От Глебыча, который пытался уложить меня обратно, я лишь отмахнулся. – Всё в порядке. Сейчас очухаюсь.

– Что это было? – строго спросил он.

Я пораскинул мозгами, стоит рассказывать о случившемся или нет.

– Да так. Экстренная связь.

– Ты хоть предупреждай в следующий раз… – заворчал судмедэксперт. – Помощь нужна? Калибровка или что-то ещё?

– Коньячку пятизвёздочного стаканчик, – оскалился я.

Глебыч дёрнул губами, что, учитывая его неэмоциональность, можно было расценить как широкую улыбку.

– Может, тебе ещё женщину голую?

– Не, – я помотал головой. – Они у тебя холодные все. Дай руку.

Глебыч помог подняться. В голове окончательно прояснилось, и план дальнейших действий созрел сам собой. Да, пацан был очень странным. Да, он был прекрасным хакером – таким, что смог обойти ни много ни мало, а гэбэшную систему защиты. Да, он был вне закона. Но почему-то мне хотелось ему верить. Это было глупо и иррационально, возможно он даже внушил мне мысль, что невиновен… Стоп!