– Работа такая. Иначе Гречко ни в жисть бы не поверил, что его хотят слить, – пожав плечами, ответил босс и надолго замолчал, задремав.

Огни, огни, огни… Яркая и красивая ночная Москва за окном. Мы проехали огромный плакат с фотографией воина-освободителя, грудь которого была украшена одиноким орденом Героя Советского Союза. Я вспомнил, как совсем недавно раздумывал над тем, какие выгоды принесёт мне раскрытие этого дела – и стало ужасно смешно от собственной глупости.

– А что, Пал Палыч? – спросил я, широко улыбаясь. – Навесят нам орденок какой-нибудь? Заслужили?

Шеф встрепенулся, поднял голову и посмотрел на меня, как на идиота.

– Ты ради орденов, что ли, старался?

– Да в общем, нет… – я покосился на начальника и только сейчас понял, что он работал ничуть не меньше меня, а, скорее всего, ещё и больше. Кулаками махать много ума не надо, а он каждый день бился практически вслепую и против всех: на шпионской работе, где неясно, кто свой, а кто чужой, – иначе не бывает.

– …И на первый взгляд как будто не видна, – пробормотал я. Палыч услышал и поддержал.

– Да, именно. Какие из нас нафиг герои? Видишь? – начальник указал на щиты, мимо которых мы ехали. – Генерал Захаров, лично возглавивший атаку на Руан, захвативший его и погибший, – герой. И тот милиционер, который бросился с гранатой под БТР у Дворца Советов – герой, – я с удивлением узнал на фото старлея, который нахамил мне в самом начале всей истории, у Дворца Советов. – А мы не герои. У нас просто работа такая.

Мы выехали на автостраду, и я с высоты окинул взглядом море огней, которое представляла собой ночная Москва. Яркие вывески, столбы красного света, устремлённые ввысь, плывущие в небесах дирижабли, окна спальных районов, шпили министерств, фешенебельные башни номенклатуры… Весь мир, огромный, красочный и многогранный в это мгновение казался ненастоящим, словно являлся пародией на самого себя. Впрочем, так оно и было на самом деле, и Ленин стал вишенкой на торте всего этого фарса. Всё-таки это был не тот Советский Союз, а всего лишь государство, которое им притворялось. «Жизнь невозможно повернуть назад, и время ни на миг не остановишь», как пелось в древней песне.

Как ни крути, а воссоздать ту страну всё-таки не получилось, да и не получится никак, даже у Ленина: как потому, что та счастливая страна существовала только в памяти людей, так и потому, что слишком уж всё вокруг поменялось. Сколько ни ностальгируй, сколько ни вешай старых лозунгов, флагов и плакатов – то время не вернуть, а значит, только и остаётся, что создавать иллюзию и верить в неё всеми силами.

Как-то само собой вспомнилось, что даже я – не настоящий человек, а всего лишь клон, который вскоре должен будет уйти. Потому, наверное, и спасение страны не выглядело таким большим достижением: как будто прошёл компьютерную игру и завтра просто засядешь за новую.

«И что же, получается, всё было бесполезно? – спросил я сам себя и тут же ответил: – Нет».

Каким бы ни был этот мир, какой бы ни была эта старая новая страна, у нас оставалось главное сокровище, за которое стоило сражаться. Не замшелые идеи и идолы, не территории и золото, а люди. Плохие и хорошие, добрые и злые, не ангелы и не демоны. Обычные люди, из которых и состоит любое государство. За их жизни, за их большие и мелкие радости, за их детей, за их спокойный сон, за их – а вовсе не моё – будущее стоило бороться. И умереть, когда придёт черёд.

– Не волнуйтесь, товарищ майор, – устало улыбнулся Палыч. – Родина вас не забудет.

– Да, конечно, – ответил я, не отрывая взгляда от целой галактики огней за окном машины. – Но и не вспомнит.