— Друг мой, — Лёха усмехнулся и похлопал Игната по плечу. — Я же не крыса, чтобы узнавать о тебе из-под тишка. Я все жду, когда ты сам признаешься.

На этом разговор закончился. Литвинов серьезно задумался, а не рассказать ли другу правду и раскрыть все карты именно сейчас? Нет. Чуть позже. Хотя бы после того, как Вика уже точно отдастся ему за долг муженька.



* * *

В больницу я примчалась как раз к девяти. Меня потряхивало от злости, хотелось рвать и метать, ведь слова Литвинова все еще едко звенели в ушах. Двадцать процентов, уму непостижимо! Может я и перегнула палку со снотворным, но какое он имел право так со мной поступать?!

Совесть глубоко внутри так не кстати нашептывала, будто я сама во всем виновата, следовало быть робкой и покорной… От подобных мыслей выворачивало наизнанку, как от запаха гнили. Теперь точно придется выполнить все условия Литвинова, хочу я того или нет. И Мишей уже не отмажешься, Вика.

Ведь все еще можно исправить и без секса, правда же? Продать вещи, может, какие-то украшения в довесок. Двадцать процентов от миллиона это, примерно, двести тысяч долларов. Даже от такой, казалось, незначительной суммы волосы на затылке встали дыбом. Да мне, как минимум, надо продать машину Миши, чтобы рассчитаться.

Пришлось отложить размышления, я поднялась на второй этаж и, подойдя к реанимации, заметила на лавочке свекровь. Она дремала, сидя в неудобном положении, будто проторчала тут без сна целую ночь. Вздохнув, морально настроилась на ее упреки. Только я собиралась будить Римму Петровну, как вдруг услышала:

— А вот как раз его мать и жена.

Обернулась и увидела врача Миши, рядом с ним шел незнакомый мужчина, возможно, тот самый следователь? Вчера я была готова писать заявление на Литвинова, а теперь не уверена ни в чем. Вся моя решительность увяла, как сорванные цветы спустя пару дней. Чем ближе приближались мужчины, тем тяжелее становилось на душе. На одной чаше весов была жизнь мужа, а на другой — справедливость. И пока что явно перевешивала жизнь.

— А, явилась, — свекровь проснулась от шума и сразу выразила свое недовольство фырканьем. — Совесть замучили или деньги закончились?

— Я тоже рада вас видеть, Римма Петровна, — устало произнесла, не желая сейчас ругаться.

К тому же, следователь уже подошел и с удивлением наблюдал за нашей милой беседой. Обычный, ничем не примечательный мужчина, немного полноватый. Его цепкий, сканирующий взгляд прошелся сначала по мне, а затем по Римме Петровне. Я поежилась от такого пристального внимания, мы со свекровью словно уже стали подозреваемыми, а ему кровь из носа надо из нас выбить признание.

— Как там мой муж? — я проигнорировала пристальное внимание следователя и подошла к врачу.

Здоровье мужа все равно сейчас на первом месте, а уж кто его избил и так ясно. Даже если расскажу следователю, что стоит мое слово, против слова Литвинова?

— Теперь будешь ломать комедию, что тебе есть дело до моего сына? — вклинилась Римма Петровна. — Шлялась где-то целую ночь, а теперь пришла вся такая важная, интересуешься, тьфу.

Ох, как же у меня зачесался язык высказать свекрови то, что о ней думаю, но кому от этого станет лучше? Устала с ней бороться за пять лет, доказывать, что я не верблюд.

— Состояние среднетяжелое, но он крепкий парень, выкарабкается. Делаем все, что в наших силах. Вы меня извините, у нас обход, позже приходите, все подробнее расскажу.

Он ушел, а следователь решил, наконец, представиться. Достал корочку и показал ее сначала Римме Петровне, а потом уже и мне.

— Меня зовут Алексей Борисович Ткач. Если будете писать заявление, то я буду вести это дело.

— Мы… — свекровь перебила и не дала мне договорить:

— Алексей Борисович, конечно же, я напишу заявление. Какие-то негодяи до полусмерти избили моего сына, нельзя такое оставлять на произвол судьбы. Вы же найдете их?

Понятно, Римма Петровна просто не даст мне возможности рассказать свою версию, будет все время мешать и вставлять палки в колеса. В общем-то, я собралась сказать, что мы напишем заявление, но раз ей так хочется, пусть занимается этим сама.

— Так… — следователь достал из кожаной папки листочек и ручку, передал Римме Петровне. — Пишите.

Для удобства он отдал ей папку, свекровь сразу же стала писать под его диктовку текст заявления. Я покорно ждала, ведь следователь должен задать вопросы не только Римме Петровне, есть вещи, о которых она может и не знать!

— Вот, — она передала заявление. — Найдите тех бандитов, Богом молю.

— Подумайте, возможно, у Токарева были враги или недоброжелатели? Проблемы на работе? Может, есть какие-то версии, кто мог избить?

Почему-то теперь он пристально смотрел конкретно на меня, будто на лбу написано: «Вика знает правду!» Я колебалась. Если уж начинать рассказывать про Литвинова, тогда придется говорить и о долге. Возможно даже про то, каким образом он выбивает из нас эти деньги.

— Ну, что вы, — свекровь взяла Алексея Борисовича за локоть и потянула, желая привлечь к себе внимание. — У Мишеньки никогда не было врагов, он душа компании. Его все любят, а на работе так и вовсе ценят, как самого ценного, ответственного работника.

Я едва не поперхнулась слюной, слушая ее откровенное вранье. Нет, ну… Сказать, что Мишу все любят и уважат, явное преувеличение. Помнится, ради своей должности в бюро он беспринципно шел по головам, а теперь его и вовсе уволили. Душой компании он был в школьные и студенческие годы, а сейчас много что изменилось. Из друзей остался один Вовка, но и того Миша порой, не стесняясь, поливает грязью за глаза. И враги, по любому, есть, один Литвинов чего стоит! Кстати, Вова, как вариант, может мне рассказать тоже много интересного, как раньше об этом не подумала?

— А вы что скажете? — следователь хотел услышать и мое мнение, но свекровь не унималась:

— Ой, да что эта Витка может знать? — махнула на меня рукой. — Не удивлюсь, если именно она причастна к избиению Мишеньки. Он же все ради нее: дом, машина, рестораны, красивая жизнь. Все ей мало, гадине такой. Ждет, наверно, когда сможет получить наследство и укатить к любовнику!

Я внезапно подавилась слюной и закашлялась от удивления и шока. Вот как мне реагировать на откровенно лживые выпады? Чувствуя, как начинаю закивать, стиснула пальцы в кулаки и постаралась ответить максимально вежливо:

— Какое наследство? Дом в кредите, машина тоже. А лексус Миши, предусмотрительно, записан на вас. Все мое наследство — пес Принц да гардероб.

— А украшения? — да ну ты посмотри какая неугомонная!

— Так, девушки, стоп, — следователь остановил нас и потер виски. — Я понимаю, что у вас обоюдная ненависть, но это не значит, что нужно беспочвенно бросаться ложными обвинениями. У вас доказательства есть? — обратился он к Римме Петровне, она отрицательно качнула головой. — Вот и славно. Если вдруг что-то вспомните или будут для меня новые сведения — звоните. Я еще обязательно вызову каждую по отдельности для допроса, раз пока не могу поговорить лично с Токаревым. Всего доброго.