– Днем мы с матерью будем заняты на конференции, – говорил Пашкин отец Иван Кириллович. – А вот вечерами походим по театрам. И живую музыку тебе давно пора послушать. Летят, так сказать, за днями дни, а ты у нас растешь как трава, к культуре не приобщаешься.

«А что, бывает еще и мертвая музыка?» – хотел спросить Пашка.

Но на глупые вопросы не оставалось времени. Надо было побыстрее придумывать, почему он не может ехать в Москву.

– А Бармалея кто будет кормить? – скорбным голосом произнес Пашка. – А за хлебом тете Маше бегать? Она ж сама до магазина не дойдет!

– Это, конечно, хорошо, что ты тетю Машу вспомнил, – усмехнулся отец. – После Бармалея… Но, во-первых, в Москве мы будем всего неделю. А во-вторых, завтра Настя на каникулы приезжает. – Тут отец удивленно взглянул на Пашку поверх очков. – А что, ты не хочешь в Москву? Странно!

Пашка точно знал, что переубедить отца невозможно. Особенно когда он говорит «во-первых» и «во-вторых»… Это всегда означает одно: начинается такая канитель из правильных слов, что лучше отключить внутренний слух.

И Пашка отлично этому научился. Он смотрел на отца, вроде бы слушал, даже кивал – а слух у него отключался. Отцовские слова гудели в его голове, как музыка в стене соседского дома, когда Катька врубает на полную громкость свой новенький музыкальный центр.

Конечно, Пашка понимал, что отказ от поездки выглядит более чем странно. И он решил пойти на хитрость.

Как только в комнату вошла мать, Пашка вздохнул и с горечью произнес:

– Это что ж получается, вы меня совсем за собачонку держите?

У родителей даже рты раскрылись от изумления.

– Какую собачонку? – испуганно спросила мать. – Пашенька, да ты о чем?

– Вышла оказия – берете с собой в Москву. А не было бы случая, так и не слышать бы мне музыки. Ни живой, ни мертвой.

У Пашки аж голос зазвенел, так он проникся жалостью к себе, несчастному!

– Что ты хочешь этим сказать?

На щеках отца выступил слабый румянец. Ничего хорошего это не предвещало.

– Да ничего особенного… – Пашка немного сбавил тон. – Я же не против – ну, чтоб приобщаться. Но ведь как выходит? Вы – на совещании, а я, получается, целый день предоставлен сам себе? – Пашка специально подбирал «взрослые» слова. – У Насти в общежитии буду сидеть, как запертая собачонка? Вы же меня одного в город ни за что не выпустите!

Кажется, отец слегка смутился.

– И что ты предлагаешь? – спросил он почти виновато.

«Отлично!» – про себя обрадовался Пашка.

А вслух произнес:

– Я предлагаю посвятить театрам и всякой живой музыке отдельную поездку. Например, на зимние каникулы. Или даже на осенние. А что? Дело того стоит! Все ездят в Москву по делам, а мы ради культуры поедем.

Помедлив немного, отец задумчиво произнес:

– Может быть, ты и прав… Действительно, зачем тебе целый день взаперти сидеть? Тем более в жару. И консерватория летом закрыта, как это я забыл? И лучшие театры на гастролях. Все, остаешься! – решительно произнес он и тут же добавил строгим тоном: – Только, Павел, смотри у меня! Одна Настина жалоба на тебя – и никаких поездок. Ни на зимние каникулы, ни на осенние.

Пашка тут же вспомнил, каких радостей лишился по собственной воле. Подумаешь, консерватория закрыта! А «Макдоналдс»? А парк чудес с огромным колесом обозрения? Да еще Саня рассказывал, что в Москву привезли американскую выставку динозавров из фильма «Парк юрского периода». Чибис-то успел на нее сходить, прежде чем уехал на дачу. А ему, выходит, не доведется…

И все-таки Пашка чувствовал себя победителем. Еще бы! Переубедить такого человека, как его отец, не каждому под силу.

Он поехал провожать родителей до Александрова. Могли бы, конечно, обойтись и без него. Но мать любила поддерживать в семье «пережитки старины», как называл их отец. К пережиткам он относил обязательные проводы и встречи, когда кто-нибудь из родных приезжал-уезжал, варку ягодного варенья в огромных количествах и семейные обеды в большой комнате. Сам Иван Кириллович всегда норовил поесть быстро, чуть ли не на ходу.

– Ну как тебе не стыдно? – выговаривала мать. – Директор школы, а ведешь себя как мальчишка.

В ответ отец бормотал что-то невразумительное, одной рукой пытаясь соорудить бутерброд, другой – перелистывая страницы какого-нибудь нового журнала. Иван Кириллович нисколько не походил на мальчишку. Просто ему всегда не хватало времени.

По дороге мать в сотый раз повторяла Пашке свои наставления: сходить сюда, не ходить туда, не лазить, не брать, не забывать…

«Прямо инструкция на случай конца света», – думал он, терпеливо слушая мать.

Слушать было совсем не трудно: слова влетали Пашке в одно ухо – и тут же вылетали в другое. Главное было достигнуто: он на целую неделю остается дома один! Настя-то ему не помешает. Это тебе не родители, с сестрой всегда можно договориться. А за неделю обязательно что-нибудь прояснится в их Деле. Так уважительно, с большой буквы, называл Пашка поиски клада.

Запыленный «газик» свернул к Александровскому кремлю. Пашка удивился: вокзал ведь совсем в другой стороне. Его удивление в десять раз возросло, когда у ворот кремля он увидел джип и микроавтобус, принадлежащие Буздырину…

«Может, отец, чего доброго, знаком с этой компанией? Он же говорил, что должен встретиться со знакомым…» – встревоженно подумал Пашка.

Но из музейных ворот, поглядывая на часы, вышел не Буздырин, а Викентий Викентьевич.

– Ну, Иван, минута в минуту! – улыбаясь, воскликнул он. – Не опоздаем на двенадцатичасовую электричку.

Увидав Викентия, Пашка начал потихоньку сползать с сиденья «газика». Но тут отец сказал:

– Знакомься, Вика, с моим младшим. Он, правда, в отличие от Насти, выдающихся способностей пока не проявляет. Кроме выдающегося шалопайства.

– Ну, не скажи, не скажи! – присмотревшись к Пашке, рассмеялся Викентий Викентьевич. – Представь себе, твой сын на днях приходил в наш архив работать над докладом по Ивану Грозному!

Отец так и застыл от удивления. Мать с не меньшим удивлением спросила:

– Кто-о приходил? Павел? Над докладом работать?!

– Да, именно. А что, молодой человек, получается, я неосторожно выдал вас? – обратился Викентий Викентьевич к Пашке. – Оказывается, ваша научная деятельность засекречена?

Пашка только рукой махнул: чего уж теперь… Хоть он и умел при случае подыграть взрослым, но на этот раз счел за благо отмолчаться. Они ведь любят выставить «детей» идиотами, это и ежу понятно. Незачем им в этом помогать.

Отец кашлянул, хмыкнул, засопел.

– Павел, это, конечно, похвально… Но почему ты со мной не посоветовался, с матерью? – произнес он. – Походили бы вместе по музею…