– Я н-неправильно в-выразился. Я хотел сказать… Я не боюсь твоей собаки. Вот и всё. – Он переступил через порог. – Хепзиба? Странное имя. Как ты до него додумалась?

– Это не я. Бабушка обожает Натаниеля Готорна. Хепзибой звали одну из его героинь, – объяснила Эбигейл. Заметив, что собачка обнюхивает его штанину, Тимоти протянул к ней ладонь, Хепзиба недолго подумала, но соизволила всё-таки её лизнуть. – Ага, ты ей нравишься.

– Это хорошо. Она мне тоже нравится. – Тимоти оглянулся и резко почувствовал себя маленьким. – Круто у вас здесь.

Прихожая заканчивалась широким арочным проходом в просторную гостиную, заставленную антикварной мебелью. В противоположном её конце были стеклянные двери, ведущие на огромную террасу на крыше, с которой открывался шикарный вид на шпили колледжа на фоне реки и холмов Род-Айленда. Сбоку из прихожей вёл длинный коридор, теряющийся во мраке.

– Да, неплохо, – отозвалась Эбигейл.

– Тебе здесь не нравится?

– Ну, меня никто не спрашивал, хочу я здесь жить или нет. – Она вдруг округлила глаза. – О боже, я говорю как расфуфыренная вредина! Прости.

– Нет, всё нормально.

– Бабушке очень повезло иметь такую квартиру. И мне тоже, что я могу жить здесь… ну, пока. Просто по ночам… здесь может быть немного… страшновато.

– В смысле «страшновато»? – спросил Тимоти, внезапно обратив внимание, как много вокруг тёмных уголков.

– Идём. – Не ответив, Эбигейл повела его в столовую. – Можешь оставить свои вещи здесь. У меня уже всё готово на кухне.

– Что готово?

Она обернулась и смущённо улыбнулась:

– Сейчас сам увидишь.

Тимоти бросил куртку и рюкзак на стул в конце обеденного стола и последовал за Эбигейл через серию дверей на маленькую, захламлённую кухню. На рабочем столе стояли вразнобой несколько пластмассовых бутылочек, а на плите лежала картонная коробочка. На ней была нарисована улыбающаяся женщина, которая проводила руками по чёрным волосам. Под её точёным подбородком вилась белая надпись «РАСКРАСЬ МЕНЯ В БЕЗУДЕРЖНЫЙ… ВОРОНОЙ ШЁЛК».

– Ты хочешь покраситься в чёрный?

– Нет, – возразила Эбигейл, беря с плиты коробку и отдавая ему. – Ты меня покрасишь.

Хепзиба прибежала со стороны столовой, села в проходе и уставилась на него, будто ожидала представления.

– Ты хочешь, чтобы я покрасил тебе волосы? – ужаснулся Тимоти.

– Расслабься, никто не ждёт от тебя профессионализма. – Она вздохнула и закатила глаза. – Просто я сама не смогу прокрасить затылок, а в коробке только одна пара перчаток, поэтому делай тогда уж всю голову. Ты же не против?

Тимоти задумался. После всего пережитого за прошедшую неделю покрасить новой подруге волосы представлялось плёвым делом.

Погодите, «новой подруге»? Так они теперь друзья?

– Ладно, – тихо согласился Тимоти.

– Отлично! – Эбигейл достала из коробки пару полиэтиленовых перчаток. – Примерь пока. А я смешаю краску.

Хепзиба присоединилась к ним у обеденного стола. Эбигейл постелила вокруг старые газеты и села на стул с высокой спинкой. Тимоти взял пластиковую бутылочку с едко пахнущей краской лавандового цвета и выдавил немного на голову девочки.

– Фу, ощущение мерзкое! – пожаловалась она.

– Прости, – буркнул Тимоти.

Он наконец вспомнил, зачем сюда пришёл: чтобы поговорить с Эбигейл о её бабушке. Но как завести разговор? Так и не придумав, он вместо этого спросил:

– С чего ты вообще решила это сделать?

– Наверное, мне просто захотелось ненадолго стать кем-то другим. Я думаю затем ещё постричься.

– Правда? Вообще всё стричь? Под «ёжик»?

– Нет, где-то, ну… по уши? У меня есть ножницы в ванной. – Она подняла на него глаза. – Распредели краску по всем волосам, а затем помни их хорошенько, чтобы корни тоже прокрасились.

Даже в перчатках касаться геля было неприятно.

– Вы с бабушкой живёте вдвоём? – спросил Тимоти.

– Нет. Мы переехали сюда с мамой из Нью-Джерси в прошлом году, после того как бабушка опять упала. Мама думает, что она больна. Мне кажется, что она просто стареет и не хочет это признавать. А она говорит маме: «Если я больна, ты тоже больна».

– А твоя мама больна?

– Не в привычном смысле этого слова. – Эбигейл внезапно расхохоталась. – Моя мама страдает хроническим фриказоидизмом.

Несмотря на тему болезней, а может, как раз из-за неё, но Тимоти тоже не удержался от смеха.

– Прямо как мои родители!

– Да, – вздохнула Эбигейл. – Моя мама ушла от папы… в смысле совсем ушла и мне ни слова не сказала, будто я могла не заметить, что они больше вместе не живут, представляешь?

– Но я думал, что вы приехали сюда, чтобы помочь бабушке?

Эбигейл вскинула брови и помотала головой.

– У моей мамы всегда есть скрытый мотив. На самом деле ей просто нужно было где-то перекантоваться. И вуаля – Нью-Старкхем, встречай нас!

– Ого, – удивился Тимоти. – Как-то это грубо.

– Зато правда. Самое смешное, она уверена, что я не в курсе, считает меня ещё такой маленькой и доверчивой. – Она шмыгнула носом. – А почему твои предки фрики?

– Не то чтобы они были фриками. Просто они не знают, как со мной разговаривать. – Эбигейл промолчала, и Тимоти вдруг прорвало: – Подразделение моего брата попало под обстрел. Его ранило. Сильно. Он сейчас в искусственной коме, я так понял, это нужно, чтобы сберечь мозг.

Эбигейл вздрогнула и поднесла ко рту ладонь.

– Он… он что, в армии? – Когда Тимоти кивнул, она схватила его за руку, и он дёрнулся. – Мне так жаль… Я понятия не имела!

– Нет… это… – Тимоти с трудом подбирал слова. – Никто не знал. В этом-то всё и дело… Мои родители не хотят, чтобы я об этом рассказывал.

– Почему? Это же не засекреченная информация?

– Не знаю. Мне кажется, им стыдно. Будто бы они виноваты в его ранении. Они не хотят, чтобы друзья их в этом винили.

– Это само по себе полный бред, но ты-то тут при чём?

– В смысле?

– У них что, не возникало мысли, что ты, не знаю, захочешь с кем-нибудь об этом поговорить?

Тимоти помотал головой.

– Видимо, нет.

– Я хочу сказать, после нашего переезда сюда, как только что-нибудь происходит, я немедленно бегу обсуждать это с моими кузинами в Джерси. Мы постоянно болтаем по телефону. Приятно, ну, знаешь, выговориться насчёт бабушки и мамы с папой, но всё равно, даже им… Я не могу рассказать всего… И это сводит меня с ума! – Эбигейл моргнула, давая ему возможность переварить свои слова. – Так что я в каком-то смысле тебя понимаю.

– Спасибо, – сказал Тимоти. А про себя подумал, о чём таком она не могла никому рассказать? Может, она поделится с ним?

– Так где сейчас твой брат?

Или нет.

– В военном госпитале где-то в Германии. Он… уже какое-то время в тяжёлом состоянии. Нам сказали, его отправят