Она украла их у него.

И снова взметнулась волна гнева — жаркая и неприятная. Мысль о мщении никогда его не привлекала, но сейчас он уже не мог ей противиться.

Темпл снова взглянул на хозяйку:

— Так что же произошло?

Ее глаза широко распахнулись.

— Вы о чем?

— О том, что случилось двенадцать лет назад в Уайтфоне. Накануне вашей свадьбы. Что тогда произошло?

Она смутилась.

— А вы не помните?

— Меня же одурманили… Так что нет, не помню.

И не потому, что не пытался вспомнить. Он то и дело мысленно прокручивал события того вечера — снова и снова, сотни раз, тысячи. Он помнил скотч. Помнил, что хотел эту женщину и потянулся к ней. Он не мог вспомнить ее лицо, но помнил странные глаза, золотистые кудри, изящные изгибы тела и смех — то ли невинный, то ли греховный.

А эти глаза… О, их не смог бы забыть никто.

— Я помню, что вы были со мной.

Мара кивнула, и ее щеки снова порозовели.

Да-да, конечно! Уж в этом-то он никогда не сомневался!

В те годы он, юный и пьяный, ни разу не встречал женщины, которую не смог бы соблазнить. Конечно же, он был с ней!

И Темпл захотел узнать все. Он подошел к ней поближе, и она замерла, прижавшись к двери.

— А до того, как вы меня подставили, до того, как изобразили свою смерть и сбежали… до этого мы были одни?

Мара судорожно сглотнула, и Темпл невольно отметил, что она сейчас ужасно нервничала.

— Да, одни.

Она посмотрела на свои юбки. Разгладила их. И на ней не было перчаток — как и вчера ночью. И как в его сне. Но сейчас, при свете дня, он увидел, что у нее руки человека, занимающегося физическим трудом, — короткие ногти, загоревшая кожа и шрамик на левой руке, очень бледный, значит — давно заживший.

Этот шрам ему не понравился. И еще больше не понравилось то, что он обратил на него внимание.

— Долго? — спросил он.

— Не очень.

Темпл безрадостно рассмеялся:

— Но наверное, вполне достаточно.

Она вздрогнула, и глаза ее широко распахнулись.

— Вполне достаточно… для чего?

Он криво усмехнулся:

— Чтобы вывести меня из строя.

Мара шумно выдохнула, и Темпл понял: она что-то от него скрывала. Он долго смотрел на нее, мечтая побыстрее оказаться на ринге, — там-то он сразу видел уязвимость противника, там он знал, куда бить.

А здесь, в этом странном доме, в странном сражении со странной женщиной… Ох, здесь все было не так-то просто…

— Скажите, а вы знали, кто я такой? — Почему-то это имело для него большое значение.

Она посмотрела ему прямо в глаза, и он увидел в них искренность. Хоть раз.

— Нет.

Разумеется, не знала. Так что же все-таки произошло? Что произошло в той красивой желтой спальне много лет назад?

Будь оно все проклято!

Темпл точно знал: она ничего ему не расскажет. Знал он и другое: стоит ему продемонстрировать свой особый интерес к этому вопросу, — как власть окажется в ее руках.

Но будь он проклят, если допустит это. Сегодняшний день принадлежит ему.

Темпл сменил тактику.

— Вам не стоило появляться передо мной. Но раз уж вы это сделали… Ваша ошибка станет моей наградой. И мир узнает правду о нас обоих.

Мара в жизни своей не испытывала ни к кому такой благодарности, как в этот момент — к Темплу. Какое счастье, что он увел разговор в сторону от той далекой ночи и вернулся к настоящему. Сейчас-то она сможет с ним справиться!

Но оказалось, что прошлое уже нависло тучей над настоящим, и у нее сдали нервы. Она не знала, как вести себя с этим огромным мужчиной и что делать с годами, прошедшими после той их давней встречи.

И все же Мара заставила себя вернуться к главному.

— Значит, вы готовы договориться? — Она подошла к письменному столу и села. — Я сегодня же отправлю письмо в «Ньюс», если вы готовы списать долги.

Темпл расхохотался:

— Неужели вы думали, что все будет так легко?

— Я бы не сказала, что все так легко.

Она сотни раз писала это письмо мысленно. И десятки раз — на бумаге. Она писала его много лет, и оно ни разу не показалось ей простым.

— Но я бы сказала, что все будет быстро, — добавила Мара. — А это — наверняка ваш главный интерес, не так ли?

Темпл пожал плечами:

— Я ждал этого двенадцать лет. Так что ни простота, ни быстрота мне не требуются.

Мара знала ответ на этот вопрос, но все-таки спросила:

— Что же для вас главное?

— Возмездие.

Она выдавила смешок, пытаясь не показывать, что ужасно встревожилась.

— И что вы намерены делать? Хотите выставить меня напоказ всему Лондону, вымазав дегтем и обваляв в перьях?

— Весьма приятная картинка. — Темпл усмехнулся, и Мара подумала: «Наверное, точно так же он усмехается в своем клубе». — Я и в самом деле намерен выставить вас напоказ. Но деготь и перья не обязательны.

Ее брови взлетели на лоб.

— В таком случае… как выставить?

— Накрашенной. И принаряженной.

Мара с улыбкой покачала головой:

— Такой в высшем свете меня не примут.

— Примут, но не в качестве богатой наследницы — как когда-то.

В свете ее и тогда едва приняли. Она являлась угрозой им всем. Что ж, ничего удивительного… Хорошенькая юная дочь богатого простолюдина выходила замуж за герцога.

И пусть денег у нее хватало, она никогда не была для них достаточно хороша.

— Они не впустят меня в свое общество.

— Они сделают то, что я скажу. Видите ли, я герцог. Да, конечно, герцоги-убийцы не в фаворе у тех, кто заправляет в светском обществе. Но те из нас, кто никакого преступления не совершал, бывают приняты очень тепло. — Он придвинулся к ней еще ближе. — Да и дамам очень нравятся герцоги.

Темпл скорее выдохнул, чем произнес это, и Мара с трудом подавила порыв прикоснуться к своей обнаженной шее — его дыхание, казалось, обожгло ее.

— Теперь вы принадлежите мне, и я сделаю с вами все, что пожелаю, — добавил он.

Последние его слова словно пронзили ее насквозь — слова жаркие и угрожающие.

— А что именно?

Темпл рассмеялся:

— Именно то, что пожелаю.

Она замерла на мгновение. Потом прошептала: