Это ощущение испугало его. События нынешнего вечера и так состарили Эцио на несколько лет. Однако новые ощущения воспринимались им как пробуждение какой-то темной силы, сокрытой глубоко внутри. Они превосходили ужасающие потрясения, пережитые им за эти несколько часов. Понурив плечи, Эцио направился к дому Альберти. Он шел по темным улицам, то и дело оглядываясь и замирая от каждого звука. Едва переставляя ноги от усталости, он достиг особняка, в котором жил гонфалоньер. Там светилось единственное окно. Подойдя к двери, Эцио постучал в нее эфесом меча.

Ответа не последовало. Это насторожило Эцио, и он постучал снова, уже громче и нетерпеливее. И снова тишина.

На третий раз скрипнул засов, дверь чуть приоткрылась и тут же закрылась снова. Но уже через мгновение она широко распахнулась. На пороге, недоверчиво поглядывая на Эцио, стоял вооруженный слуга. Юноша сбивчиво объяснил, зачем пришел. Слуга впустил его и проводил на второй этаж в кабинет Альберти. Гонфалоньер сидел за столом, сплошь заваленным бумагами и свитками. Эцио показалось, что у догорающего очага сидел еще один человек, высокий и властный, и его профиль едва проступал из сумрака.

– Эцио? – Альберти встал из-за стола. В его голосе слышалось удивление. – Что привело тебя ко мне в столь поздний час?

– Я… я не…

Альберти подошел к нему и положил руку на плечо:

– Не торопись, дитя. Отдышись. Соберись с мыслями.

Эцио кивнул. Здесь ему ничего не грозило, и от этого он вдруг почувствовал свою полную беззащитность. На него навалились все события этого долгого вечера. Эцио не верилось, что совсем недавно он вышел из отцовского кабинета с письмами для парочки очень странных людей. Среди бумаг гонфалоньера на бронзовом постаменте стояли часы. Время двигалось к полуночи. Неужели каких-то двенадцать часов назад Эцио-юноша ходил вместе с матерью в мастерскую художника за картинами? Он был готов расплакаться, но сдержал слезы, и с Альберти говорил уже Эцио-мужчина.

– Отца и братьев арестовали и заточили в камеры. Кто отдал приказ об их аресте – я не знаю. Мать и сестра прячутся в надежном месте, а в нашем доме стражники учинили настоящий погром. Отец поручил мне передать вам письмо и несколько документов…

Эцио полез в сумку.

– Спасибо, мой мальчик.

Альберти надел очки, взял письмо Джованни и подвинул к себе подсвечник. В кабинете стало тихо, если не считать тиканья часов и потрескивания остывающих углей. Эцио совсем забыл о том, что в кабинете был кто-то еще.

Прочитав письмо, Альберти взялся за документы, один из которых он бережно спрятал в кармане своего черного камзола. Остальные аккуратно сложил отдельной стопкой.

– Дорогой Эцио, произошло чудовищное недоразумение, – сказал Альберти, снимая очки. – Против твоего отца выдвинуты обвинения… серьезные обвинения… и завтра состоится суд. Однако, как я вижу, кто-то проявил чрезмерное рвение, о причинах которого я могу только гадать. Но ты не тревожься. Я все улажу.

– Как? – не веря своим ушам, спросил Эцио.

– Документы, которые ты мне принес, доказывают наличие заговора против твоего отца и нашего города. Завтра утром я представлю эти доказательства в суде, и Джованни вместе с твоими братьями сразу же освободят. Это я тебе гарантирую.

Эцио почувствовал несказанное облегчение.

– Как мне вас благодарить? – спросил он, сжимая руку гонфалоньера.

– Эцио, меня не за что благодарить. Справедливость – мое ремесло. Я служу правосудию. Я не меньше твоего потрясен таким поворотом событий, не говоря уже о том, что… – здесь он почему-то запнулся, – твой отец – мой давний и верный друг. – Альберти улыбнулся. – Я же совсем забыл о законах гостеприимства! Даже не предложил тебе бокал вина. – Уберто помолчал. – И потом, где ты собираешься ночевать? К сожалению, я не могу уделить тебе больше времени. Неотложные дела. – Альберти указал рукой на стол. – Но мои слуги позаботятся, чтобы ты был накормлен, напоен и уложен в теплую постель.

Эцио сам не понимал, что́ заставило его отказаться от столь заманчивого предложения Альберти.

Дом гонфалоньера он покинул в первом часу ночи. Снова надев капюшон, молодой человек крался по пустым и темным улицам, пытаясь собраться с мыслями. Но он точно знал, куда идти.

Он удивился, с какой легкостью забрался на балкон. Наверное, чрезвычайные обстоятельства добавили проворства его мышцам. Постучавшись в ставни, Эцио тихо позвал:

– Кристина! Amore! Проснись! Это я.

Он замер, будто кот возле мышиной норы, и стал ждать. Изнутри донеслись звуки, свидетельствующие о том, что Кристина проснулась. Вскоре из-за ставен послышался ее испуганный голос:

– Кто там?

– Эцио.

Она торопливо открыла ставни.

– Что случилось?

– Я тебе все расскажу. Пожалуйста, впусти меня.

Сидя на постели Кристины, Эцио пересказал ей всю цепь ужасающих событий.

– Я чувствовала: что-то назревает. Отец весь вечер был чем-то встревожен. Но главное – завтра этот кошмар закончится.

– Позволь мне переночевать у тебя. Не волнуйся, я уйду на рассвете. И еще. Мне нужно на время спрятать у тебя вот это. – Он снял сумку, все еще висевшую у него на плече. – Я должен быть уверен в тебе.

– Эцио, можешь на меня положиться.

Кристина обвила его шею руками, и в ее объятиях Эцио забылся тревожным сном.

Утро выдалось пасмурным. Город придавили низкие серые облака, отчего воздух на флорентийских улицах быстро сделался душным и влажным. Увидев запруженную народом площадь Синьории, Эцио немало удивился. И когда они успели собраться? Возле палаццо Веккьо высился помост со столом, накрытым парчовой скатертью с гербом города. За столом стояли Уберто Альберти и высокий крепкий мужчина с большим носом и внимательными, все подмечающими глазами. Этого человека в темно-красном плаще Эцио видел впервые. Но разглядывать незнакомца он не стал, ибо на том же помосте, чуть поодаль, стояли закованные в цепи отец и братья Эцио. За их спинами проглядывало сооружение с крепкой поперечной балкой, откуда свешивались три петли.

Эцио шел сюда, испытывая смешанные чувства. Разве гонфалоньер не пообещал ему вчера, что утром все уже будет улажено? Теперь молодой Аудиторе испытывал совсем иные чувства. Что-то было не так, совсем не так. Эцио хотел пробиться поближе к помосту, но зрители стояли плотным кольцом, и в какой-то момент молодому человеку почудилось, что толпа вот-вот раздавит его. Напрасно он приказывал себе успокоиться, напрасно пытался обдумывать свои дальнейшие действия. Оттолкнув плечом напиравших сзади, Эцио поглубже натянул капюшон и поправил меч, пристегнутый к поясу. Неужели Альберти его обманул? Такое просто не укладывалось в голове. Внимание Эцио снова привлек незнакомец в темно-красном плаще. Судя по покрою одежды и чертам лица, это был испанец. Его холодные синие глаза так и буравили толпу. В памяти молодого человека что-то шевельнулось. Может, он уже где-то видел этого испанца?