Эцио набрал в легкие побольше воздуха и нырнул в темноту.

Он прыгал с достаточно большой высоты, и навес обрушился под тяжестью его тела. Но поскольку рама навеса была прочно закреплена, натянутая ткань все-таки спружинила и смягчила падение. Эцио ударило о доски прилавка, но не сильно – ребра целы, к утру раны превратятся в царапины. Итак, он уже был внизу! И никто из караульных не примчался на шум.

Эцио выбрался из-под сломанного прилавка и побежал к месту, которое еще несколько часов назад считал своим домом. Добравшись туда, он вспомнил, что отец не сказал, а он не спросил, где именно искать потайную дверь. Джулио наверняка знал о ее существовании, вот только где теперь сам Джулио?

К счастью, караульных возле дома не оказалось. Ничто не помешало Эцио войти в пустой особняк, однако он на секунду замешкался. Он не мог заставить себя толкнуть дверь и войти. Казалось, это теперь чужой дом… И вновь Эцио пришлось усилием воли направить мысли в нужное русло. Глупо сокрушаться из-за битой посуды и ломаной мебели, когда речь идет о судьбе его близких. Она сейчас напрямую зависела от быстроты и успешности его действий. Юноша вошел в дом, миновал несколько непривычно темных и пустых помещений и вскоре оказался в отцовском кабинете. Там горела единственная свеча.

В кабинете все было перевернуто вверх дном. Чувствовалось, стражники забрали немалое количество финансовых документов отца. Они не церемонились: опрокидывали полки, вываливали на пол содержимое ящиков письменного стола, ломали стулья. Книги и свитки были раскиданы повсюду. Все это отнюдь не облегчало поисков. Но Эцио хорошо знал отцовский кабинет. Его глаза даже при тусклом свете оставались острыми, а мозг, хотя и взбудораженный событиями последних часов, продолжал исправно работать. Все стены отцовского кабинета были толстыми, и дверь в потайную комнату могла располагаться в любом месте. Однако Эцио решил начать поиски с той стены, где располагался большой камин. Эта стена была самой толстой, поскольку внутри пролегал дымоход. Держа в руке свечу и постоянно прислушиваясь, не вернулись ли стражники, юноша осмотрел стену. Ему показалось, что с левой стороны от рельефного мраморного обрамления камина он увидел едва различимые очертания двери. Дверь была замаскирована дубовой панелью. Если он не ошибся, то где-то рядом с потайной дверью должно находиться устройство, которое ее открывало. Эцио пригляделся. Тяжелую каминную доску держали на своих плечах мраморные атланты. Нос у левой фигуры выглядел так, словно когда-то был отколот и потом приклеен. В месте соединения виднелась тонкая трещина. Юноша слегка надавил пальцем на мраморный нос, и тот сдвинулся. Затаив дыхание, молодой Аудиторе сдвинул нос фигуры еще чуть-чуть. Деревянная панель бесшумно повернулась на пружинах, открыв вход в каменный коридор, который уходил влево.

Эцио вошел. Едва его правая нога нажала на плитку, показавшуюся ему незакрепленной, по стенам коридора вдруг сами собой вспыхнули масляные лампы. Коридор был достаточно коротким и имел легкий наклон вниз. Пройдя по нему, Эцио очутился в круглом помещении, убранство которого скорее напоминало Сирию, нежели Италию. Эцио сразу вспомнилась картина, что висела в личном кабинете отца. Там был изображен замок Масиаф, некогда бывший оплотом древнего ордена ассасинов… Однако времени на раздумья у юноши не было. Коридор закончился круглой комнатой, в которой почти не было никакой мебели. Посередине стоял массивный, окованный железом сундук с двумя тяжелыми замками. Эцио огляделся в поисках ключа. Ключа не было ни на самом сундуке, ни на полу комнаты. Может, пойти в личный кабинет отца и поискать там? Но где искать и есть ли у него время на поиски? Рука Эцио случайно коснулась замка, и тот вдруг бесшумно открылся. С такой же легкостью он открыл и второй замок. Интересно, замки сундука были настроены так, чтобы открываться, когда до них дотронется кто-то, кому это позволено? Очередная загадка, над решением которой размышлять было совершенно некогда.

Подняв крышку, Эцио увидел белый костюм с капюшоном. Чувствовалось, этому костюму немало лет. Материя была шерстяная, но незнакомой ему фактуры. Что-то побудило Эцио надеть странное облачение. Едва сделав это, он сразу же почувствовал прилив странной, неизвестной ему силы.

Следом за костюмом Эцио вынул из сундука кожаный наруч и зазубренное кинжальное лезвие. Вместо эфеса у кинжала был диковинный механизм, незнакомый молодому Аудиторе. Затем он достал меч, лист тонкого пергамента, испещренный странными знаками (вероятно, часть какого-то чертежа), а также письмо и документы для Уберто Альберти. Опустошив сундук, Эцио захлопнул крышку, вернулся в кабинет и тщательно закрыл потайную дверь. На полу валялась вместительная сумка, в которой Джулио носил документы. Эцио переложил туда содержимое сундука, а меч прицепил к поясу. Сумку он повесил себе на грудь. Продолжая недоумевать по поводу странной отцовской коллекции, хранимой в потайной комнате, Эцио задул свечу и на цыпочках направился к выходу.

Едва выйдя во дворик, примыкавший к дому, Эцио увидел двоих стражников. Те шли ему навстречу. Прятаться было поздно.

– Стой! – крикнул один из них, и оба прибавили шагу.

Отступать было некуда. Стражники держали мечи наготове.

– Зачем вы явились? Арестовывать меня?

– Нет, – ответил тот, кто требовал остановиться. – Нам приказано тебя убить.

Второй стражник молча бросился на Эцио. Юноша выхватил меч и приготовился к бою. Оружие было незнакомым, но меч сразу понравился ему своей легкостью и прекрасной балансировкой. Вскоре Эцио показалось, будто он всю жизнь сражался этим мечом. Стражники наступали на него одновременно, но он легко отражал их удары. Искры сыпались от трех схлестнувшихся лезвий. Невзирая на легкость отцовского меча, само лезвие было крепким и позволяло наносить ощутимые удары. Едва второй стражник замахнулся, намереваясь отсечь Эцио руку, юноша совершил обманный выпад вправо, перенес центр тяжести на правую ногу, поставленную впереди левой, и бросился на стражника. Тот потерял равновесие, и его меч плашмя ударил Эцио по плечу. Не теряя времени, молодой Аудиторе вскинул свой меч, на который и упал стражник. Удар пришелся в самое сердце. Эцио качнулся, вырвал меч из груди мертвого противника и быстро повернулся к другому. Этот был вооружен более тяжелым мечом, нежели его убитый товарищ.

– Сейчас ты умрешь, traditore![39]– зарычал стражник, занеся меч над головой.

– Я не предатель. И среди моих близких предателей нет.

Меч противника пропорол Эцио рукав и оцарапал руку. Юноша поморщился, но думать о ране было некогда. Стражник надвигался на него, уверенный в собственном превосходстве. Эцио позволил ему сделать еще один выпад, а затем ловко сделал подножку. Стражник пошатнулся, и тогда молодой Аудиторе одним точным ударом отсек ему голову, успев сделать это раньше, чем тело стражника рухнуло на землю.

Стало удивительно тихо. Эцио тяжело дышал. Его трясло. Это были первые убийства в его жизни… Впрочем, первые ли? Он ощущал в себе чью-то другую, более долгую жизнь. Жизнь человека, умевшего и привыкшего убивать.