Терпение лопнуло, и я высказал подозрения ему в лицо. Заканчивай, дескать, придуриваться, Сэмми, у тебя ус отклеился… В смысле, не ус, а фальшивый прибылой палец.

Он засмеялся негромким смехом и, не прекращая смеяться, ухватился правой рукой за лишний палец на левой, изобразил, что тянет изо всех сил. Палец остался на месте.

Не убедил, надо сказать… У всех мутантов способности к регенерации повышены. Мог и заново отрастить свои ампутированные отростки. Учитывая, что не виделись мы дня три, срок рекордно короткий, но что я знаю о способностях Хогбенсов в этой области?

– В чем-то ты прав, – сказал Сэмми, отсмеявшись и закончив членовредительные потуги. – Отчасти мы с тем Сэмми идентичны… У нас, например, общая память. И не только. Странно, что приходится объяснять это именно тебе. У твоих близняшек, как я понимаю, схожая особенность.

Разговор принял новый и неожиданный оборот.

– Ну-ка, ну-ка, – поощрил я, – давай-ка с этого места поподробнее…

* * *

– Нельзя сказать, что у нас одна личность, одно сознание, обладающее двумя телами, – задумчиво говорит Сэмми. – Тут больше подходит аналогия с двумя компьютерами, связанными в локальную сеть. Процессор у каждого свой, но память общая.

– Компьютеры связывают в сеть провода. Или радиоволны. А внепространственная и вневременная связь между близнецами, не имеющая физического носителя… Антинаучно как-то.

– Странный ты человек, Питер. Полжизни провел в Зонах, которые сами по себе антинаучны, и алогичны, и метафизичны, и парадоксальны, и…

– Хватит, хватит сыпать эпитетами! – оборвал я, выставив ладонь в защитном жесте. – Убедил… Почти. Но ты что-то говорил о моих дочерях?

– Всего лишь догадка, Питер… Ведь их никто и никогда не разлучал.

– А зачем разлучили вас? Ведь это было сделано преднамеренно, так?

– Тогда я по понятным причинам ничего не решал и о причинах не задумывался. А позже… Позже мог строить предположения и догадки. Тем же, впрочем, можешь заняться и ты.

Я немедленно выдаю догадку:

– Банальный шпионаж?

– Слишком сильное определение… Можно сказать тактичнее: любопытство. Мы, Хогбенсы, слишком долго варились в своем соку, уверившись в своей исключительности и в своем превосходстве. И пропустили, проворонили такую штуку, как технический прогресс. Слишком уж быстро люди припустили по этой дорожке… за смешной по нашим меркам срок прошли путь от забавных и малоэффективных игрушек до… до игрушек, представляющих опасность, скажем так.

– То есть вы изначально, еще до Посещения, не были людьми?

– Сложный вопрос… Тебе знаком точный и однозначный критерий человечности? Я такого не знаю. Вот они, например, люди? – Он кивнул в сторону команды звероидов.

– Хм…

– То-то и оно… Я предпочитаю считать Хогбенсов людьми. Особенными, обладающими набором паранормальных свойств, но все же людьми. Не знаю, что сказали бы на сей счет ученые-генетики. Меня их мнение не интересует.

– А вот что любопытно… Много таких изначально особенных угодило под воздействие Зон?

– Не знаю… Хотя допускаю, что еще с двумя тебе доводилось водить знакомство.

Мысленно перешерстив список знакомых, уточняю:

– Шляпник и Плащ?

– Тебе видней… Я с ними не встречался. Другой Сэмми тоже.

– Ладно, не это сейчас главное… Слушай, твои червяги там не уснули? По-моему, мы не двигаемся с места.

– Только сейчас заметил? Мы уже довольно давно никуда не плывем. Потому что почти приплыли. Просто мне казалось, что ты хочешь завершить разговор.

* * *

На Хармонт наконец-то опустилась ночь, безлунная и беззвездная, облачная. И оттого-то я раньше не заметил финиш нашего пути – исток подземной реки.

Траут-Крик версии 2.0 берет начало в круглом, как тарелка, озерце. А оно, озеро, уже не совсем подземное, расположено на дне глубокого провала в земле, тоже круглого. И над головами у нас сейчас не каменный свод – чернота безлунного неба.

Причем озеро диаметром превышает прореху в земной тверди, и в результате стены провала не просто отвесные, они имеют обратный наклон, именуемый на жаргоне скалолазов «отрицаловкой».

– Река уходит под землю не здесь, – обращаюсь я к Сэмми. – Там сверху падает целый водопад, рев слышен за полмили.

– Там вода падает и пропадает, здесь появляется… – Он пожимает своими узенькими младенческими плечиками. – Случаются такие феномены. Однако я выполнил твою просьбу, ты согласен?

В его словах мне чудится намек на оплату счета или же на ответную услугу… Расплачиваться особо нечем, и я вслух сомневаюсь, что наша команда сумеет вскарабкаться по «отрицаловке» без альпинистского снаряжения.

Сэмми успокаивает: дескать, сейчас в темноте не видно (неполноценным личностям не видно, не дружащим с ультразвуком), но с другой стороны козырек «отрицаловки» обрушился, подняться можно. Там даже костыли вбиты неугомонными сталкерами, спускавшимися в поисках хабара.

– У вас ведь найдется в хозяйстве длинная веревка? – спрашивает Сэмми.

– Найдется… Ладно, уговор ты выполнил. Даже не знаю, чем тебя отблагодарить… Хочешь бочонок осетровой икры? Идеально сочетается с русской водкой, незабываемые вкусовые ощущения.

Пассаж об икре и водке он пропускает мимо ушей. Говорит очень серьезно, уставившись на меня пустыми глазницами:

– Ты можешь отблагодарить меня просто, Питер, и без лишних затрат. Никогда больше не появляйся в Хармонте. Вообще никогда. Как бы и кто бы тебя ни просил и ни уговаривал.

Вот даже как… Вроде неплохо пообщались, вполне дружески. С чего бы Сэмми стал объявлять меня персоной нон-грата?

– Хорошо, Сэмми, условие принято: я никогда не вернусь в Хармонт. Если, конечно, выберусь из него… Спасибо тебе за все.

Позже, когда наш отряд выгрузился на озерный берег и лодка вместе с Сэмми уплыла, обоснованную догадку высказал отец:

– А ведь если бы мы самостоятельно двинулись вниз по течению реки, то могли оказаться вблизи Холма Хогбенсов. Возможно, твой приятель не так уж стремился нам помочь. Уводил и нас, и погоню в сторону от своего дома, только и всего.

– Если даже так, все равно поступил достойно. Другой бы на его месте натравил на нас червяг – и конец истории.

Считалось, что хармонтский филиал «Клиники Св. Духа» – единственный из ее филиалов, расположенный непосредственно в Зоне. В рекламных проспектах на этот факт делался изрядный упор: дескать, все знают, что подобное лечат подобным, что нет ядов и лекарств, любой яд может исцелить, а любое лекарство – убить, дело лишь в дозировке. О целительных свойствах «синей панацеи» известно давно, с прошлого века, а с тех пор наука шагнула далеко вперед: процедуры на основе нанотехнологий и дозированного, осторожного применения артефактов Зоны, дескать, способны творить самые настоящие медицинские чудеса.