Отключаю громкую связь, торопливо спрашиваю у пленных:

– Сколько пациентов в клинике?

– Двое…

Мои догадки, что клиенты – с такими-то ценами – косяком в «Клинику Св. Духа» не идут, оправдались.

– Где они?! – ору я так, что вертухаи испуганно сжимаются.

– Второй этаж, голубые апартаменты…

Ну, вот я и нашел вас, девчонки… Скоро обнимемся.

Когда-то очень давно – мне кажется, что целую вечность, целую эпоху назад, хотя с тех пор не прошло и месяца, – ублюдок Плащ искушал меня.

«Пойдем со мной, Петр, – говорил он, всегда называвший меня только так, полным именем, без уменьшений-сокращений. – Будь рядом, когда я начну создавать новый мир. Стань моей рукой и моим же мечом в ней. Кто ты сейчас, Петр? Ты всего лишь электрик… Монтер – с аномальными, правда, способностями. Пойдем со мной – и ты станешь «электриком» человеческих душ, ты будешь читать людские тела, сердца и умы, как сейчас читаешь электросхемы, ты будешь чинить их от любых поломок, даже от смерти… А при нужде – разбивать вдребезги мановением мизинца».

В придачу он посулил еще кое-какие плюшки. Например, долголетие – полное отсутствие старения, возможность законсервировать любой интересующий меня возраст.

Естественно, я его послал далеко и надолго. Меня в тот момент интересовало лишь одно: вернуть своих девочек. Но Плащ не угомонился и без спроса, при помощи Безумного Шляпника, всучил-таки мне демоверсию предлагаемых сверхспособностей, и сверхвозможностей, и прочего сверх-всего-на-свете. Такой вот Шляпник уникальный аномал (и талантом уникальный, и придурковатостью) – он не дарит своим «детишкам» новых умений, он как-то стимулирует и развивает то, что есть, – и развивает так уж развивает: до упора, до возможного предела, до крайней степени… А в ходе битвы на Садовой был облагодетельствован Питер Пэн. Усыновлен, так сказать. Присоединяйся, дескать, добро пожаловать в дружную семью!

Демоверсию мне подсунули с ограниченным числом опций и на очень ограниченное время. Чтобы клиент мог восхититься, прельститься и решиться на покупку, а вот навредить чтоб ничем не смог.

Перед искушением я устоял. И под знамена Плаща не встал. Но все-таки восхитился, не буду лукавить, тем, что мог и умел в последовавшие час или полтора.

До того краткого всплеска способностей (и после его завершения) мое аномальное «зрение» видело лишь технику и лишь электрическую, электронную… После «водного крещения», устроенного Шляпником, я начал «видеть» людей, чувствовать издалека все слабенькие токи и поля в их организмах.

Чужой мозг тогда был для моего обострившегося аномального восприятия как включенный компьютер, ведь взаимодействие нейронов в нервных центрах тоже имеет электрическую природу. Но компьютер совершенно незнакомого устройства, работающий на иных принципах: те же токи, импульсы и все прочее, к чему я привык, – но до чего же странные у них оказались носители… Хитросплетения, лабиринты, многоярусные амазонские джунгли не пойми чего.

Наверняка со временем я разобрался бы во всем этом внутричерепном хозяйстве и научился бы на него аккуратно и дозированно воздействовать… Однако времени Питеру Пэну тогда катастрофически не хватало: лежал, придавленный тяжеленным обломком стены. Угодил под него стараниями обезумевшего от ревности Андрея, недавнего соратника, ударившего в спину. И рогоносец прилаживался похоронить меня окончательно. В условиях дикого цейтнота я поработал с его мозгом по принципу «Не можешь понять – ломай!» и спасся от бесславной смерти, а у Андрея начались серьезные проблемы с памятью, навыками и двигательной активностью мышц.

А потом подвешенную у носа морковку забрали. Словно тумблер сработал: щелк! – и перед вами прежний Питер Пэн, специалист по технике и не более того.

Я ожидал такого исхода, Плащ ведь предупредил, расставаясь со мной: кое-что из обещанного дам ненадолго авансом, но предложение и позже останется в силе, все навсегда станет твоим, если сам того захочешь и попросишь…

Просить я не собирался, но почти сразу же попросил, так уж сложилось. Попросил, когда стоял на коленях над изуродованным телом Жужи, приемной моей дочки, – умирающей, страшно изуродованной, но еще дышащей. Я чувствовал, я знал, что с недавно покинувшими меня умениями мог бы помочь ей, спасти, исцелить…

Не знаю, о чем я тогда думал и на что рассчитывал. Присоединяться к Плащу не собирался, но и обмануть его, кинуть, попользовавшись даром, не планировал… Ничего я тогда не думал и не планировал, если честно. Обезумел…

Все мысли из головы вымело единственное желание: пусть Жужа останется жить! – вот тогда-то я завопил, кажется, даже вслух: «Слышишь, Плащ, что ты там говорил про починку людей от любых поломок, даже от смерти?! Давай сюда и бери взамен душу и «попрыгунчики», все бери, но верни мне хоть ненадолго, что забрал…»

Дьявол в домотканом плаще меня не услышал. Или не снизошел… Жужа умерла.

Потом было много чего, долгий путь завершился в хартмонтской клинике – и оказался бегом по кругу.

Потому что я вновь готов обратиться к Плащу с той же просьбой… Я не надеюсь, что буду услышан. Но больше надеяться не на что. Все планы рухнули и все надежды разбиты…

* * *

Восточные окна клиники выходили на Зону. А в хармонтской Зоне странные закаты и рассветы, такая уж атмосфера.

Вот и сейчас рассвет поражает размахом: половина неба на востоке налилась красным, и багряный оттенок становится все гуще, словно кто-то льет и льет в небесный океан обильную струю крови.

Небо цвета крови…

Цвета моих рухнувших надежд… Надежды, когда разбиваются на куски, обильно кровоточат, вы не знали?

Наг мертв.

Зайка-Мура мертва, безжалостно убита у меня на глазах.

Отец и Жукер тоже, наверное, мертвы, на связь не выходят.

Что с Дракулой, я не знаю, но поводов для оптимизма нет – уцелев, проявил бы себя…

Живы мы с Тигренком. Но это ненадолго… Возможно, судьба дает нам шанс разрешить проблему, возникшую между нами в Питере… Не знаю. Мне все равно.

Мне на все наплевать и все по барабану.

Потому что в «голубых апартаментах» Маришки и Ани не оказалось.

* * *

«Голубыми апартаментами» пышно именовалась палата экстра-премиум-люкс-вип-класса – четырехкомнатная, по площади превышавшая мой дом в Надино. Охраняли ее четыре лба, наряженные в здешнюю больничную униформу салатного цвета. Но все повадки выдавали, что к медицине эти организмы отношение имеют косвенное: при оказии могут поставлять клиентов травматологам, хирургам, даже патологоанатомам. Пытались и меня наладить не то в операционную, не то сразу в морг, и это стало их большой и последней ошибкой… Становиться в тот момент на пути Питера Пэна было равносильно суициду.