– Вам очень повезло, еще сегодня утром доставки не было. И так целых пять дней. В наше время ни в чем нет уверенности. Грузовики приезжают, когда им вздумается, ждут оплаты. Куда, вы сказали, едете?

– В Сен-Фонтен, возле Авланжа.

– Не знаю такого… Но все равно автобусы здесь больше не ходят. Вы поищите кого-нибудь местного с машиной, чтобы отвез вас. Но, надеюсь, у вас есть на что… Потому что и бензин здесь нынче редкость… Я-то не могу вам помочь. У нас и машины больше нет. Но сходите-ка к Деде, он продает телефоны на главной улице.

И они пошли к Деде. Но Деде не желал закрывать свою лавочку. Роксанна предложила внушительную сумму денег; торговец упрямился, и она повысила ставки. Сегодня лучше было ей не перечить. Что себе думает эта деревенщина, что Жюстин Энен[14] явится купить у него товар оптом ровно в семнадцать часов сорок пять минут? У нее ведь загородный дом где-то близ Сине? Или Рошфора?.. Роксанна старалась держать себя в руках. Она выбрала свое коронное шоу: fatal look[15] и гипнотическая улыбка. Но чтобы это сработало, дурень должен был решиться оторвать взгляд от планшета, по которому он непрестанно барабанил пальцами, с тех пор как они вошли. Он так и не поднял глаз. Роксанна играла свой спектакль без публики. Она уже готова была сорваться, как вдруг в лавочке завибрировали низкие Стеллины нотки. И тип поднял взгляд. Она сказала просто: «Пожалуйста». Деде согласился довезти их до Авланжа, но не дальше, мол, не может же он сжечь весь свой бензин, даже на вес золота. Кто его знает, когда еще завезут…

В Авланже Роксанна нашла фермера, который взялся отвезти их в Сен-Фонтен на телеге, запряженной лошадью.

– Но предупреждаю вас, там шутить не любят, никого не впускают. Одну из двух дорог в деревню перекрыли, а другую охраняют ребята с фермы Утенов. Они встретят вас карабинами и здоровенными дубинами. Поймите, им не нужен вирус, и беженцы не нужны… Вы все еще хотите туда ехать?

Роксанна ответила, что да, у нее там дом.

– А! Тогда это меняет дело, если вы здешняя… Как фамилия-то?

– Дюфрей, но фамилия моей матери Дево.

– А, да! Дево… Знавал я когда-то Большую Мод.

– Это была моя прабабушка.

Суровое лицо фермера озаряется широкой улыбкой. Вечно эта старая добрая подозрительность к чужаку и особенно к горожанину. Подозрительность, которая в нынешние времена, надо думать, вполне оправданна. Фермер загружает в телегу дорожную сумку и провизию, они садятся – и в путь, все втроем, неспешным шагом арденнской лошадки. На выезде из деревни Оссонь, напротив фермы Утенов две высокие фигуры стоят, загородив узкую дорогу. Роксанна узнает старика Утена и его сына, Красавчика Джеки, как все его называли. Красавчик Джеки, почти на двадцать пять лет старше, но все тот же, с желтыми лошадиными зубами, подбородком галошей и высоченным лбом, теперь облысевший. Он улыбается и машет руками, что может означать и «Добро пожаловать!», и «Хода нет!» И опасно помахивает охотничьим карабином. Отец стоит неподвижно, устремив на путников недобрый взгляд. Возница останавливает лошадь, немного не доехав до фермеров. Джеки подходит первым. При виде Роксанны улыбка исчезает с его лица, уступив место выражению мучительной озадаченности. Он как будто что-то ищет под своим большим черепом. И вдруг – находит:

– Роксанна!

Джеки бежит к ней, снимает кепчонку и протягивает ей руку. Отец по-прежнему смотрит волком и держится позади.

– Привет, Роксанна! – здоровается Джеки.

– Привет, Джеки, – отвечает Роксанна, от всего сердца стараясь выглядеть такой же обрадованной, как Джеки.

Роксанна машет рукой отцу, который едва отвечает. Но все же подходит ближе.

– Каким ветром? – буркает он.

– Я приехала жить в доме, – отвечает Роксанна твердо.

– А, не нравятся нынче городские-то? Теперича cincîs[16] лучше будут? – фыркает отец.

Роксанне хочется бежать со всех ног от старого чудика с его глуповатым и упрямым видом.

– А кто сказал, что вы не заразные? А?

– Я говорю, – отвечает Роксанна.

– Па, – вмешивается Джеки, – это ее дом. Имеет же она право там жить!

Но тотчас жалеет, что встрял, судя по тому, какой злобный взгляд метнул на него отец. Джеки ровесник Роксанны, но она уверена, что отец по-прежнему поднимает на него руку, как частенько делал, когда тот был маленьким.

– Ладно, езжайте, – говорит старик нехотя.

И сходит с дороги.

– Па, я их провожу. Заодно предупрежу Лизетту и Марселя, что они приехали. То-то они обалдеют…

Лизетта и Марсель, бездетные старики, уроженцы хутора, занимались домом еще при жизни Мод. Теперь, когда в нем никто не жил, они по-прежнему приходили каждый день, кроме воскресенья; открывали и закрывали ставни, немного подтапливали зимой, делали необходимый ремонт, ухаживали за садом. И Лизетта время от времени убиралась. После смерти Мод они считали дом своим, и у последующих арендаторов не было иного выбора, как взять их на службу, ее домашней прислугой, а его работником за все. Поначалу они ни о чем не просили, просто предлагали свои услуги, приветливостью и знанием здешних мест располагая к себе; через несколько недель их нанимали официально. И все были счастливы. Но с тех пор как в доме никто не жил, они и слышать не хотели о деньгах. Они так к нему привязались, что у них и в мыслях не было оставить его в запустении. Это был их священный долг.

Значит, эти двое все еще живы и по-прежнему заботятся о старой хибаре… Роксанна представляла, как они ходят неслышными шагами по темным безмолвным комнатам, вытирают пыль с деревянных перил и каминной полки благоговейными жестами, с важным видом служителей культа, в незыблемом ритуале, в то время как мир вокруг объят пламенем. Что осталось от мебели и барахла Большой Мод, уцелели ли старые картины, зеркала в пятнышках, люстры с подвесками, коллекция кропильниц и статуэток Богоматери в стеклянных шариках, все эти мертвые вещи, которые в детских снах Роксанны оживали, говорили с ней, двигались, нашептывали ей на ухо страшные сказки?

Они покатили по старой, в рытвинах дороге через холмистые луга, миновали лиственный лесок и выехали к первым домам хутора на пригорке. Роксанна чувствовала, как сжимается вокруг нее природа, словно тиски. Красавчик Джеки говорил без умолку, хоть прежде красноречием не отличался. Он рассказывал Роксанне о людях, которых она совершенно не помнила и знать не хотела: тот умер, этот подался в город, еще один женился; у имяреков трое детей, ну как же, имяреки, ты знаешь, они жили в Пайе[17], на улице Тьер; а у таких-то пятеро, тот старый хрыч болеет Альцгеймером, а эта старая перечница еще огурцом; все под Богом ходим, благодари Небеса, если еще в силах… Роксанна перебила его. Они хоть имеют представление о том, что происходит в мире? О да! Представление-то они имеют: банда грабителей наведалась на хутор. Они украли съестные припасы, лошадей и трех человек убили. После этого-то окрестные жители и решили перекрыть одну дорогу и охранять другую. Но Эбола – нет, чего нет, того нет. Ни одного случая. Пять человек умерли от нее в Авланже, двое в Оссони; но у них – никто.