В такой неспокойной обстановке протекла весна, и в свои права вступило лето. Как-то раз Синдэ прогуливался по рыночной площади у южных ворот Синцина. Внезапно его прошиб холодный пот, молодой человек замер: к нему приближалась женщина… Та самая!

– Это же она! – вырвалось у Синдэ.

Он был уверен, что именно эту тангутку спас на базаре в Бяньляне. Ее внешность, выражение лица… Ошибки быть не могло! Синдэ быстро подошел к ней.

– Ты помнишь меня? – спросил он. Женщина окинула его суровым взором и пожала плечами:

– Нет, не помню.

– Ты ведь была в Бяньляне?

– Нет. – Тангутка решительно покачала головой и расхохоталась.

Синдэ понял, что обманулся: она действительно была очень похожа на ту отважную упрямицу. Всего лишь похожа… Молодой человек извинился и зашагал прочь. Только теперь он заметил, что во внешности проходящих мимо горожанок есть что-то общее. У всех были густые брови, черные, глубоко посаженные глаза и чистая гладкая кожа.

Впервые за много лет Синдэ подумал о женщине с базарной площади Бяньляна, о тангутке, благодаря которой он оказался в столице Западного Ся. Перед глазами возникла обнаженная фигура на помосте из доски. И выяснилось, что чувство, которое он испытал в тот далекий день, не исчезло, по-прежнему бередило душу. С мыслью о том, что он, возможно, вспомнил нечто очень важное, о чем никогда нельзя было забывать, Синдэ продолжил путь по улицам Синцина.

В тот же день, вернувшись в храм, он случайно услышал о другом человеке из прошлого – о Чжу Ванли. Разговор про полководца завел тангутский ратник, переведенный из Ганьчжоу. По его словам, Чжу Ванли приказали оборонять крепость в долине, в тридцати пяти ли к западу от Ганьчжоу, и он уже полгода стоит там лагерем с тремя тысячами всадников. Прознав об этом, Синдэ, как наяву, увидел горящие глаза Чжу Ванли. Став предводителем трехтысячного войска, полководец, должно быть, с нетерпением ждал великой битвы. Несомненно, он сам вызвался защищать приграничную крепость в надежде столкнуться там с врагом. Учитывая прошлое этого благородного мужа, слухи о котором уже достигали ушей Синдэ, можно было понять, почему ханьский воин, служащий в передовой армии чужой страны, сам ищет смерти на поле брани.

Внезапно в душе Синдэ проснулось желание вновь ощутить запах сражения. Прежде он никогда не испытывал ничего подобного. В памяти всплыли данное Чжу Ванли обещание и клятва уйгурской девушке. Год уже прошел, срок давно истек, но Синдэ все равно чувствовал, что должен сдержать слово. Может быть, Чжу Ванли и царевна все еще ждут его… Впервые после прибытия в Синцин глаза цзюйжэня заблестели от радости. А десять дней спустя он присоединился к тангутской конной сотне, выступившей в Ганьчжоу. Ему уже знакома была эта дорога, только сейчас его путь лежал в обратную сторону.

В Лянчжоу отряд остановился на пять дней. Синдэ тоже провел это время в городе, который очень изменился за минувшие три года. Прежде он выглядел как приграничная крепость, теперь же здесь появились торговые ряды, опрятные, обсаженные деревьями жилые кварталы. И повсюду пестрели таблички на языке тангутов. Правда, на улицах было малолюдно – поскольку стоял сезон дождей, горожане носа из дому не казали.

Через десять дней после выезда из Лянчжоу конная сотня подошла к Ганьчжоу. Всадников не пустили в город – пришлось разбить бивуаки у крепостных стен. Сложно было понять, что происходит в городе, но оттуда то и дело выходили отряды ратников, за воротами исчезали постоянно прибывавшие издалека полки, на взмыленных конях прибывали гонцы. Похоже, Ганьчжоу превратился в ставку крупного военачальника и уж точно сильно изменился с тех пор, как Синдэ жил здесь.

Проведя ночь в окрестностях Ганьчжоу, наутро Синдэ решил, что пора продолжить путь к крепости Чжу Ванли, – раз уж ему не суждено попасть в Ганьчжоу, то задерживаться здесь вместе с конной сотней не имеет смысла, – и присоединился к маленькому обозному отряду, который направлялся на запад. Земли к западу от Ганьчжоу были ему совершенно не знакомы. В первый день обозники переходили ручьи и реки, перемежающиеся песчаными дюнами, на второй день ландшафт оставался неизменным, а к вечеру отряд добрался до берегов речушки под названием Сивэй; на расстоянии полутора ли к юго-западу находилась ставка Чжу Ванли. Здесь Синдэ покинул обозный отряд и дальше пошел один. Добравшись до берега ручья, он позволил себе немного отдохнуть. Наступила ночь, но в ярком лунном сиянии было светло как днем. Синдэ, взяв лошадь под уздцы, неспешно продолжил путь по течению ручья, похожего на развевающуюся на ветру белую ленту.

Чжу Ванли обосновался в маленькой деревушке у подножия гор Цилянь. Синдэ издалека разглядел крепость: в свете луны она походила на гигантское кладбище. Когда он приблизился, от ворот отделились два всадника – оба оказались ханьцами. В сопровождении стражей Синдэ ступил в узкий проход, ограниченный с обеих сторон стенами из камня и глины, прошел по тесному лабиринту улочек и неожиданно оказался на большой площади. Над крышами домов, превращенных в казармы, мерцали под луной горы. Очевидно, раньше это было богатое крестьянское поселение, окруженное возделанными полями, но мирная деревенская жизнь закончилась – на смену ей пришла суровая атмосфера военного лагеря.

Чжу Ванли занимал самый большой дом. Всадники отвели Синдэ к нему и велели ждать во дворе. Наконец появился сам полководец, не спеша подошел к гостю и остановился в паре шагов, широко расставив ноги, вглядываясь в лицо молодого человека, словно желал убедиться, что перед ним действительно бывший соратник.

– Так ты жив, – наконец пробормотал он себе под нос, вперив в Синдэ горящий взгляд.

За два года, истекших со дня их последней встречи, Чжу Ванли состарился: лицо изрезали морщины, на лбу появились старческие пятна, борода в лунном свете казалась совсем белой.

– Ты не вернулся через год, и я решил, что ты погиб, – тихо продолжил Чжу Ванли и, помолчав, внезапно выкрикнул: – А она умерла!

– Умерла? – Синдэ ничего не понял. – Кто – она?

– Она умерла, – повторил Чжу Ванли, повернулся и медленно зашагал прочь.

– Кто умер, ваше превосходительство?

– Не спрашивай меня!

Синдэ не испугался гнева полководца.

– Вы имеете в виду уйгурскую де… – Она мертва! Мертвые не возвращаются. Не задавай больше вопросов.

– Как она умерла?

– Вот ведь упрямец! Заболела.

– Чем?

Чжу Ванли на мгновение остановился, обернулся через плечо, но лишь махнул рукой и снова направился к дому.

– Просто заболела. Это была большая потеря.

– Вы… сожалеете о ее смерти?

– Как если бы я потерял город.

– Она что-нибудь сказала, перед тем как покинуть подлунный мир?

– Ничего. И я не из тех, кому нравится присутствовать у смертного одра.

– Почему вы сожалеете о ее смерти, как о потере города?