глаза. Эта ночь тоже пройдет. Возможно, скоро ему захочется спать. Он так устал; каждую ночь ему приходится спать не более пяти часов. Утром будет новая работа: целый день на возведение шатра, расстановку скамей и уборку за животными. Он будет разбивать яйца и отделять белки для своих фотографий, а селяне будут платить по шиллингу за свои портреты.

Нелл здесь, в их труппе.

Рассвет занимается узкой красной полосой на востоке. Когда начинается утренняя цирковая симфония и рычит львица, он по-прежнему слышит эхо ее рыданий.

Нелл

Нелл просыпается внезапно, с пересохшим ртом. Ее брат распевает во дворе снаружи.

Вот охотник на воров,

Писаный красавец,

Джона Булла захватил.

Пусть поет, мерзавец.

Слова не имеют смысла. Ничто не имеет смысла. Она мигает. Какие-то перья над головой, нет окон, только полоски света. Запах разогретого жира, навоза и конского пота.

Теперь она вспоминает – танец, мужчин и фургон, – а потом мгновенно встает и налегает плечом на дверь. Дерево скрипит, хрустит, но не поддается. Она одна, оторвана от брата. Она начинает расхаживать со сложенными руками и представляет, как ее проводят через деревню. Она ничего не умеет, только собирать цветы, и даже в этом деле она лишь мелкая шестеренка. И она не умеет выступать в цирке; она представляет арену на колесах, запряженную лошадьми. Руки, пихающие и подталкивающие ее. Пыль на коленях. Злобные ухмылки, гнилые яблоки, летящие в нее из толпы, визгливые трели шарманки. Акробаты, выписывающие головокружительные пируэты, крики мартышек, кусок вонючего мяса на засаленном шесте.

Отец продал ее.

Ее купили, как срезанную фиалку.

Ярость закипает в ее груди, и она снова набрасывается на дверь. Все вокруг становится добычей для ее хищных пальцев. Она рвет подушки, и перья разлетаются вокруг, как от схваченного гуся. Она кричит, пока не начинает саднить в горле. Она скребет родимые пятна на руках и расчесывает их, пока они не начинают кровоточить. Она рывком выдвигает ящик, и три книги падают на пол.

Книги.

У нее никогда не было собственных книг. Она держала в руках только две книги: «Волшебные сказки и другие истории» в рваной мягкой обложке и Библию, единственную книгу в их церкви – тяжелую, как каменная плита. Она научилась читать, листая пергаментно-тонкие страницы Библии. Истории о сотворении, о чудесах и волшебных превращениях. Темно-зеленый кожаный переплет, пятнистый от времени, золоченые уголки. Книга, драгоценная, как дыхание.

Но потом она вспоминает, и ее руки снова превращаются в разрушительный механизм, книги становятся мякиной для ее ярости. Она корежит корешки, рвет и комкает страницы, пока они не рассыпаются, словно бумажные пушечные ядра.

Я здесь, внушает она себе, сжимая израненные ладони. Я настоящая.

Женские голоса приближаются к ней.

– Кто там?

– Судя по звукам, небольшое стадо слонов.

– Новое чудо?

Нелл делает паузу в своем неистовстве; волосы прилипли к лицу, руки поцарапаны щепками от разломанного комода. Смех. Они уходят, и она снова остается в одиночестве.

Она приникает глазом к щели между досками. Туман и древесный дым низко стелются по полю. Женщины тихо уселись в кружок, словно отгородившись от мужчин, которые расхаживают вокруг, кричат и тянут веревки, воздвигая шатер. Великанша, которая ныряла через ножи, режет красный шелк и продевает нитку в иголку. Миниатюрная женщина, которая ехала в коляске, чистит цирковой горн. Тройняшки бегают друг за другом между фургонами с вытянутыми руками, играя в салочки. Я тебя осалил!

Не грохочут барабаны, и никакой циркач не рассказывает ей об этих новых и незнакомых женщинах. Нет ликующей толпы. Эти люди похожи на женщин из ее деревни, которые сидят вокруг кухонной кастрюли или складывают нарциссы в коробки. Нелл осторожно пробует пальцем синяк на щеке и садится, подтянув колени под подбородок.

Отец продал ее.

Она думает о море и хочет снова погрузиться в воду, ощутить ее всепоглощающую силу. Она вспоминает мужчину, который смотрел, как она плавала, и гадает, где он может быть, способен ли он помочь ей. В нем была какая-то непривычная учтивость, обходительность и нервозность.

Но она уверена, что его помощь не понадобится; скоро Чарли придет за ней. Он вытрясет правду из их отца и одолжит лошадь у Пиггота. Он пойдет по следу, который они оставили: блестки, разбросанные как хлебные крошки, сухие кучи слоновьего навоза на тропах, по которым они проходили. Если понадобится, он будет драться с ними, сражаться за ее освобождение. Дева, заточенная в башне. Отважный герой, освобождающий ее.

На полу рядом с собой она видит рисунок на вырванной из книги странице. Она подбирает листок со сгорбленным существом, которое состоит из сшитых вместе частей тела. Прищуривается и читает текст внизу.

«Я был добрым и благожелательным, но страдание превратило меня в демона».

Ее отец…

Он продал ее.

Утренние звуки слышны повсюду. Громкие приказы, стук заколачиваемых шестов, огромный шатер, распускающийся в небе. Через щель между досками Нелл наблюдает за миниатюрной женщиной, которая несет палку с крюком, чтобы открывать двери фургонов и опускать поводья до высоты собственного роста. Она огрызается на каждого, кто пробует помочь ей: Ты мне и задницу подтирать будешь, да?

Когда шатер поставлен на место, она чует запах готовящегося мяса, густой и соблазнительный пар. У нее бурчит в животе, и она поглаживает живот ладонью, словно успокаивая его. Если ей принесут еду, она откажется. Ей ничего не нужно от них.

Она вздрагивает от стука в дверь. Это главный циркач, который плечом открывает себе путь и несет тарелку с двумя дрожащими яичными желтками и стейком, порезанным на мелкие кусочки размером с куриное сердце. Стейк. Она видит хрустящий коричневый жир и розовое мясо. Над тарелкой летает муха, садится на край и начинает чистить передние лапки.

Это высокий мужчина с чисто выбритым подбородком и лицом, которое иные могли бы назвать привлекательным. Его фрак расшит красными блестками, вельветовые бриджи такого же серо-голубого оттенка, как и его глаза. Его сапоги блестят, как мокрые камни. Он стоит прочно, как статуя, расставив ноги в стороны.

– Еда, – говорит он.

– Я не голодна, – отвечает она сквозь голодные спазмы. Она отворачивается так, чтобы он не видел родимое пятно на ее щеке. Ей не хочется, чтобы он рассматривал и оценивал ее, словно призовую телку. Она чувствует дуновение ветерка из-за открытой двери. Могу ли я убежать и как быстро?

– Ты можешь стать звездой нашего цирка, если захочешь это сделать, – говорит он.

Она пренебрежительно фыркает, но он не обращает внимания. Муха жужжит и бьется о стенку фургона.

– Когда ты будешь готова к выступлениям, я стану платить тебе десять фунтов в неделю. Я справедливо отношусь к членам моей труппы.

Он небрежно прислоняется к стене, как будто такие громадные деньги ничего не значат для него.

Десять фунтов? Она накручивает на палец прядь волос и дергает. За выступления?

– Мне не нужны ваши деньги.

Он смеется, кончики его усов подергиваются в воздухе.

– Готов поспорить, ты не зарабатывала таких денег и за целый год. А здесь у тебя будут кров, нормальная еда и друзья. А также, надеюсь, успех. Настоящая