Разрыв с социализмом пошел на пользу его внешнему облику — теперь он регулярно брился, хорошо одевался и даже носил рубашки с крахмальным воротником. Как правило, ему их покупала Маргарита Царфати[31] — в свои сорок лет ей нравилось баловать любовника, даже если он в этом и не нуждался. В каком-то смысле это создавало еще одно звено в сложной цепочке отношений, которые их связывали.

Цепочка и вправду была сложной.

Если Маргарита Царфати состояла в совершенно законном браке, то семейное положение Бенито Муссолини выглядело довольно запутанным. Ида Дальзер в ноябре 1915 года родила ему ребенка, названного Бенито Альберто Муссолини. Считалось, что родители ребенка поженились в 1914-м, хотя документы, связанные с браком, так и не были найдены.

Однако в декабре 1915 года Бенито Муссолини, счастливый отец новорожденного, посредством гражданской церемонии вступил в другой брак, на этот раз с Ракеле Гуиди, от связи с которой у него уже была дочь Эдда, а к 1918-му она родила ему еще двух сыновей, Витторио и Бруно. Все это очень походило на двоеженство, и понять, какая из этих двух женщин была законной женой Бенито Муссолини, очень нелегко.

Может быть, этого не знал точно и он сам?

Во всяком случае, итальянская военная администрация рассудила дело в пользу Иды Дальзер и, пока он был в армии, регулярно выплачивала ей положенную военную пенсию.

А когда Муссолини был ранен, извещение об этом тоже послали именно ей.

В 1918–1919 годах личная жизнь Бенито Муссолини вертелась в некоей неопределенности — его два почти одновременных брака сочетались с деловым, идейным и любовным союзом с Маргаритой Царфати, да еще и с неким количеством случайно подвертывающихся связей.

Может быть, эта неопределенность вообще отражала нечто в его личности? Что-нибудь, связанное с отвержением всех и всяческих формальностей во имя прямого действия?

Будь это действие актом любви или актом политики — все равно?

Такая мысль приходит в голову, когда почитаешь текст выступлений Муссолини в марте 1919 года на учредительном съезде в Милане новой организации под названием «Итальянский союз борьбы» (итал. «Fasci italiani di combattimento»):

«Мы позволим себе роскошь быть одновременно аристократами и демократами, революционерами и реакционерами, сторонниками легальной борьбы и нелегальной, и всё это в зависимости от места и обстоятельств, в которых нам придется находиться и действовать».

Кстати, он отказывался признать свой союз фашистов партией и считал его «движением фронтовиков». Вообще фронтовиков — любых, правых или левых, католиков или антиклерикалов, вроде него самого. Муссолини, по-видимому, считал, что такая неопределенность даст «фашистам» дополнительные шансы. Целевой аудиторией для него были солдаты штурмовых отрядов, «ардитти» — они сами были склонны к стратегии прямого действия.

А действие это проявилось почти немедленно после съезда — 15 апреля 1919 года редакция и типография газеты «Аванти!» были разгромлены фашистами.

К выборам, намеченным на ноябрь 1919 года, Муссолини надеялся обеспечить им множество голосов.

III

Кто знает, может быть, у него это и получилось бы. Но в сентябре 1919-го Габриэле д'Аннунцио провел свой рейд на Фиуме и тем надолго приковал к себе внимание «пламенных патриотов, готовых сражаться за величие Италии» — тех самых людей, на которых рассчитывал Муссолини.

Он оказался в сложном положении.

С одной стороны, конкурировать с д'Аннунцио напрямую он не мог — они были людьми разного политического веса. С другой — отдавать без спора первое место в движении, которое он сам собирался возглавить, Муссолини тоже не хотел. И ему пришлось вести тонкую редакторскую линию: «II Popolo di Italia» всячески воспевал отважных борцов Фиуме. А в частном письме Муссолини и вовсе провозглашал д'Аннунцио почетным президентом будущей Республики Италия[32].

С другой стороны, тот факт, что д'Аннунцио назвал Муссолини трусом за его отказ принять участие в эск-педиции на Фиуме, был проигнорирован — обижаться в данный момент было не с руки. Уж больно неудачно сложились для него ноябрьские выборы 1919 года.

Фашисты собрали в сорок раз меньше голосов, чем социалисты, в родном Предаппио не нашлось даже одного человека, который подал бы голос за фашистов, а вдобавок ко всему сразу после выборов полиция предъявила им обвинения в создании тайных запасов оружия. Муссолини был арестован вместе с еще целым рядом людей, собравшихся под знамя его движения, — и все они были выпущены на свободу уже на следующий день.

Правительство решило «не ссориться с фронтовиками».

Бенито Муссолини из всего происшедшего сделал определенные выводы. Во-первых, он решил, что выборы — штука ненадежная. Во-вторых — что насильственные действия не будут встречены применением серьезной полицейской силы. В-третьих, ему стало понятно, что надо использовать козырь, который есть у него в руках, — газету «Народ Италии».

Муссолини был прекрасным журналистом — это отметил еще Самюел Хоар.

Он мог написать статью за двадцать минут — и она выходила у него уже в форме, готовой для печати. За логикой аргументов автор не гнался, главный упор делался на полемический напор и воздействие на чувства читателя, а вовсе не на его разум.

Что до чувств, то их хватало по обе стороны раздела на «левые» и «правые», и аргументы имелись у обеих сторон. Стоимость жизни в Италии по сравнению с 1913 годом взлетела вчетверо. В июне 1920-го пало правительство, премьер-министром в пятый раз стал Джолитти, — и первым делом он начал тушить социальный пожар.

В индустриальных центрах Италии, в Турине и Милане, левые профсоюзы начали захваты фабрик. Делалось это с участием полумиллиона рабочих, и даже владелец ФИАТа[33], Джованни Аньелли, был вынужден принять некую форму рабочего контроля на своих предприятиях.

Правительство в целом встало на сторону рабочих.

Префект Милана получил инструкции, в которых ему предписывалось» объяснить владельцам предприятий, что государство не прибегнет к силе только для того, чтобы спасти их деньги, — с профсоюзами надо договариваться». Уроки того, что случилось в России в 1917–1918 годах, заключались в том, что революции начинаются с конфронтации бастующих с полицией, следовательно, такого рода вещи надо предотвращать. Такая тактика увенчалась успехом — к концу сентября 1920 года захваты заводов прекратились. Премьер имел все основания быть довольным — революцию слева он остановил. Но «люди собственности», оставленные им без защиты, решили, что, если государство их не защищает, они должны сделать это сами.

Революция пришла справа.

Взлет, 1920–1921 годы

I

Классическая ленинская формула о революциях, которые случаются, когда «верхи не могут, а низы не хотят». все-таки слишком проста. Жизнь