Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2. Д'Аннунцио в жизни придерживался твердого принципа — заниматься самыми рискованными видами спорта — и полеты освоил чуть ли не первым в Европе, если говорить о среде летчиков-любителей.
3. Mussolini, by Denis Mack Smith, Vintage Books, New York, 1983, page 29.
4. Если считать в два конца, то дистанция была 700 миль, то есть побольше, чем тысяча километров. По состоянию авиатехники на 1918 год — поистине выдающееся достижение.
Плоды победы
I
Еще в последние дни октября 1918 года итальянские войска заняли город Витторио Венето, потерянный было после Капоретто. Это событие было объявлено великой победой, и славу героям пропели по всей Италии. Вслед за этим в Альпах была пересечена старая граница с Австрией и занят Трент — тот самый, где Муссолини начинал свою серьезную журналистскую карьеру.
Город, конечно, был немедленно переименован на итальянский лад и стал Тренто.
Поскольку вслед за ним заняли Триест, то цели «последней войны Риссорджименто» были как бы достигнуты.
Но что дальше? Цена войны была высока, Италия потеряла добрых 650 тысяч человек только убитыми. Прибавим к этому почти миллион раненых, огромные материальные потери, разрушения в ходе боев на своей территории после Капоретто — и что же получено взамен?
Тренто и Триест уже казались незначительной наградой за принесенные жертвы.
К тому же война хоть и окончилась, но итальянские войска все еще занимали позиции за пределами итальянских границ. Например, 100-тысячный корпус оказался в Албании — теоретически для охраны ее суверенитета, но как-то было само собой понятно, что суверенитет-то будет скорее номинальным.
Мысли о создании Итальянской империи посещали в то время многие головы.
Скажем, Карло Сфорца — в недалеком будущем министр иностранных дел Италии — полагал, что «завоевания в Малой Азии — единственный шанс сделать Италию великой». В качестве таких «завоеваний» значились, например, бывшие владения Венеции, Светлейшей Республики, повелительницы морей.
Проблема, однако, была в том, что новый послевоенный мир предполагалось строить по «чертежам» президента США, Вудро Вильсона. Как лидер самой большой, самой богатой и самой могущественной из держав-победительниц, он в конце 1918 года пользовался неслыханным престижем.
И Бенито Муссолини в этом отношении полностью разделял энтузиазм народа:
«Империя Вильсона не имеет границ, потому что Он не правит территориями. Скорее Он истолковывает нужды, надежды и веру в человеческий дух, который не знает земных границ»[20].
Слово «Он» действительно было написано с большой буквы, это не опечатка. Муссолини писал о Вудро Вильсоне так, как можно было бы писать о Спасителе, о Мессии…
Но очень скоро выяснилось, что американский президент стоит за право народов на самоопределение. Это означало, что Австро-Венгрия разделится на составные части по этническому признаку и ее итальянские владения перейдут к Италии, но никакая, пусть даже гипотетическая, Итальянская империя в это уравнение не вписывается. Ну, и тон газеты «Народ Италии» сразу переменился.
Вильсон теперь именовался «спятившим профессором», который не понимает реальностей.
Заодно доставалось и правящим классам, которые вот уже полвека правят страной, не понимая, что она нуждается в величии и что просто невозможно понять, каким образом мученичество народа, вынесшего на своих плечах все тягости войны, оказалось бесплодным.
Победа не принесла ничего.
В Италии так думали многие люди, в том числе и герой войны, Габриэле д’Аннунцио. И, как всегда, он нашел самые лучшие слова для того, чтобы выразить обуревавшие его чувства. Он назвал победу «Vittoria Mutilate». — «Искалеченная Победа».
II
В националистической прессе эта мысль не просто укоренилась, а даже была развита — ведь если победа была испорчена, то есть и кто-то, кто ее испортил? Называлось в этой связи имя Сиднея Соннино, причем разок было даже сказано, что он повел нацию на войну не с мечом Гарибальди, а с ножом Шейлока.
Насчет «меча Гарибальди» все более или менее ясно: имелось в виду, что правительство в мае 1915 года не сумело — или не захотело — развернуть широкую газетную кампанию, увлечь за собой народ или хотя бы обеспечить себе большинство в парламенте.
Упрек, пожалуй, даже и справедлив.
Но вот что касается «ножа Шейлока» — тут полная неясность. Шекспировский Шейлок собирался вырезать сердце у своего неисправного должника и был, по-видимому, неправ.
Но кто же жертва Шейлока в 1918 году? Австрия?
Однако ведь автор критического наскока, по идее, упрекал Соннино не в излишней жестокости, а в недостаточной решимости. И тогда получалось, что Шейлок приплетен просто для того, чтобы уколоть еврея Соннино за то, что он еврей?
В Италии, в отличие от Германии, такие штуки не работали — тема развития не получила.
Вместо этого Муссолини выдвинул другой тезис — лицемерное поведение Англии и Франции в отношении Италии. В то время как «державы-буржуа» делили между собой мандаты на управление территориями в Африке и в Азии, Италия оставалась в положении обездоленного пролетария, ей не доставалось ничего.
И все это на основе принципа самоопределения народов?
Если так, то Италия должна выступать под лозунгом «Свободу Ирландии!» и требовать передачи ей Мальты, раз уж там население говорит на чем-то вроде итальянского…
И вообще — «Египет — для египтян»[21].
Вот это находило отклик пошире. Когда после подписания Версальского договора итальянская делегация явилась домой ни с чем, правительство пало. А основанное Муссолини движение фашистов получило новый толчок в популярности. Собственно, некие «фашистские» кружки уже были. Но 23 марта 1919 года Муссолини провел в Милане учредительное собрание «Итальянского Союза борьбы» (итал. «Fasci italiani di combattimento»).
Он, конечно же, произнес там яркую речь. Суть ее, по правде говоря, осталась неясной, но звучала она хорошо:
«Мы позволим себе роскошь быть одновременно аристократами и демократами, революционерами и реакционерами, сторонниками легальной борьбы и нелегальной, и всё это в зависимости от места и обстоятельств, в которых нам придется находиться и действовать».
Упор, как мы видим, делался на действие, действие как таковое — и без всяких ненужных уточнений на тему целей и способов. Уже 3 июля 1919 года Бенито Муссолини с удовлетворением сообщал, что всего за три месяца ему удалось добиться того, что фашизм признается наиболее динамичной политической силой Италии. Это признание, в частности, выразилось в том, что к Муссолини стали поступать некоторые суммы от крупных землевладельцев и промышленников Ломбардии.
У них, надо сказать, были на то веские причины.
III
Италия по сравнению с прочими западноевропейскими странами была бедна и неразвита. По данным