Вопреки широко распространенному мнению никаких запретов на передачу технологий в Россию страны Запада не вводили (если не считать военно-промышленного комплекса). Но при этом уже третий год российская экономика сидит на “сухом пайке”: инвесторы не спешат сюда идти и уж тем более не спешат делиться с нашей страной своими технологическими успехами. Почему? Потому что после российской агрессии против Украины и введения санкций политические риски ведения бизнеса в России возросли настолько, что никакая потенциальная прибыль их не может перевесить.

Хотя до президентских выборов в России осталось еще больше восьми месяцев, вряд ли кто сомневается в их исходе. Если только по каким-то сугубо личным обстоятельствам Владимир Путин не решит воздержаться от участия в них, ему гарантирована уверенная победа в марте 2018-го.

Можно дискутировать, получит он 70 % или 75 % голосов от принявших участие в выборах, смогут ли кремлевские политтехнологи и ручные избиркомы превратить выборы в плебесцит о доверии, где для победы нужно будет получить больше половины голосов от общего числа избирателей. Эти дискуссии мало кого “зажигают”, и посему общественное внимание постепенно переключается на другой вопрос: увидим ли мы “обновленного” Путина после его очередной инаугурации в Кремле? Стоит ли ожидать от него решительных реформ в экономике (про политику даже говорить смешно – кроме дальнейших заморозков ничего другого национальный лидер предложить не может)? Пройдут ли эти реформы по Кудрину, по Титову или по Глазьеву? Эксперты пытаются всерьез анализировать различия в экономических программах трех конкурентов, ставят ставки на победу того или иного кандидата на премьерском кастинге, ловят малейшие намеки на будущие перемены в речах российского президента.

Мне представляется, что никаких существенных изменений в экономической политике России ожидать не следует. Владимир Путин – человек с устоявшимися принципами и ценностями, опираясь на которые, он достаточно последовательно и логично вот уже на протяжении 17 лет принимает решения, которые превратили российскую экономику в то, что она из себя сегодня представляет.

Сторонники гипотезы о появлении “нового Путина” обычно выдвигают стандартные аргументы: в первые восемь лет президентства Путина российская экономика росла со скоростью 7 % годовых, что привело к удвоению ВВП в реальном выражении и его росту в 8,5 раз в долларовом выражении (2008 г. к 1999-му); золотовалютные резервы выросли с нескольких десятков миллиардов долларов до примерно $ 600 млрд; бюджет сформировал резервные фонды, совокупный размер которых превышал $ 170 млрд. Эти эксперты приписывают такой результат экономической политике Путина-либерала, каким он считался в течение двух первых сроков.

На мой взгляд, в этом утверждении содержится принципиальная ошибка: одновременность двух явлений не обязательно говорит об их взаимосвязи. Так, бурный рост российской экономики в 1999–2008 годах последовательно опирался на несколько сменявших друг друга факторов: резкую девальвацию рубля и опиравшееся на это в 1999–2001 годах реальное импортозамещение; бурный рост добычи нефти и металлов на приватизированных предприятиях в 2000–2005 годах; стремительный рост цен на нефть и запоздалая реакция Минфина на поток нефтедолларов, захлестнувших экономику в 2003–2006 годах; стремительное наращивание внешнего долга банками и компаниями в 2005–2008 годах, вылившееся в перегрев экономики. Глядя на этот перечень факторов, мне трудно приписать действие какого-то из них решениям Владимира Путина, за исключением одного: арест Михаила Ходорковского и разгром ЮКОСа остановили быстрый рост сырьевых отраслей.

Я не могу отрицать того, что в свое первое президентство Владимир Путин поддержал принятие нескольких законов, которые в существенной мере изменили экономические правила игры. Был принят Налоговый кодекс, упростивший налоговую систему и установивший плоскую 13 %-ную шкалу подоходного налога (а позже эту российскую модель скопировали многие восточноевропейские страны)[37]. Был принят Земельный кодекс, который узаконил частную собственность на землю, был принят новый Трудовой кодекс, проведена реформа электроэнергетики, монетизация социальных льгот. Была проведена (как показало будущее) неудачная пенсионная реформа, которая, впрочем, на первом этапе дала существенную подпитку внутреннему рынку корпоративных облигаций.

Однако при всей важности этих решений они не составили согласованную повестку реформ, являясь вырванными из “программы Грефа” кусками. Поэтому, на мой взгляд, все эти решения не играли заметной роли ни в формировании экономической политики, ни в достижении результатов первых восьми лет президента Путина. И уж совершенно точно – ни одно из этих решений не было отыграно назад во вторые восемь лет. То есть говорить о том, что в экономических решениях “поздний” Путин чем-то отличался от Путина “раннего”, будет неправильно.

Более того, я утверждаю, что в основе экономической политики обоих версий российского президента лежало несколько неизменных принципов, которые влияли на экономику гораздо сильнее. Перечислю их.

1. Незыблемость основы рыночной экономики – свободных цен. За все годы своего правления Владимир Путин не только не решился использовать замораживание цен, но даже и не предлагал подумать над этим вопросом. Более того, именно Путин начал движение к либерализации важнейших для экономики цен на электроэнергию и газ. Еще одним важным шагом в этом направлении стал переход к плавающему курсу рубля в начале 2015 года, который, несомненно, способствовал смягчению последствий падения нефтяных цен и западных финансовых санкций.

2. Неверие в рыночные стимулы и доверие к программам и стратегиям “госплановского” типа, когда считается, что решение любой задачи в экономике под силу только государству и что для этого всего лишь нужно написать правильный план и назначить нужных исполнителей. Несмотря на стремительно падающую работоспособность и эффективность российской бюрократии, сила доверия к такому подходу только нарастает – количество государственных программ становится все больше и больше.

3. Не буди лихо, пока оно тихо. Владимир Путин не является сторонником принятия превентивных решений, когда их необходимость объясняется теми угрозами, которые могут возникнуть в будущем. Это, правда, является характерной чертой многих политиков. Он предпочитает выжидать до тех пор, пока проблема не проявится в полный рост и не “заслужит” его личного внимания. В экономике такой подход опасен тем, что “стоимость” решения проблемы нарастает тем больше, чем дальше откладывается принятие решения[38].