– Кто они? – вновь спросил Шертон, так как парень не ответил.

– Милостивые и добрые боги, да падет на нас их милость! Дурак ненормальный, он же не сказал, что теолог! Голову заморочил… Думал, все мы тут темные… Соврал, что купец, зарытое золото ищет, а я к нему сдуру проводником подрядился… Из деревни я, вон там, на правом берегу… Мил-человек, подсади!

– А где он, теолог-то?

– Там… – Пошатнувшись, парень махнул рукой в сторону тумана. – Растерзают его…

Шертон помог ему влезть на лошадь, и парень, мертвой хваткой вцепившись в поводья, помчался вдоль берега на юго-запад.

Стук копыт. Из гущи тумана выскочила еще одна лошадь, сидевший на ней человек тоже был растрепан и окровавлен. Его преследовали. Позади ковыляло, переваливаясь, нечто вроде сооруженной из костей осадной башни. За ней ползла гигантская темная улитка, из отверстия ее раковины вместо головы торчал вытянутый вращающийся конус, усеянный иглами. И еще вокруг этих созданий клубилось что-то призрачное, бесформенное… Они не спешили. Знали, что жертва все равно не спасется. И они уж никак не ожидали встретить помеху в лице Шертона!

Когда лошадь поравнялась с машиной, Шертон остановил ее, перехватив поводья, сдернул человека с седла и швырнул в кабину. Прыгнул следом, закрыл «плавник», прикоснулся к рубину. «Летающая рыба» взмыла вверх. Курс на юг, максимальная скорость.

Позади раздался полный бешенства рев. Шертон оглянулся: твари мчались следом. «Башня», поднявшись в воздух, сменила вертикальное положение на горизонтальное, «улитка» приняла форму ската, вокруг них роем мельтешили туманные хлопья. Шертон понял, что шансы есть: эти боги не из великих. Видимо, решили, выследив теолога, расправиться с ним, никого больше не приглашая на забаву. Будь они посообразительнее, они бы сейчас избавились от своих устрашающих телесных оболочек и в мгновение ока догнали машину – но, захваченные погоней, соображали они не очень.

Поля и плантации превратились в размазанную зеленую плоскость. По барабанным перепонкам плетью хлестнул сверлящий визг, потом его перекрыл вой, такой низкий, что на Шертона накатила смешанная с паникой дурнота. Спокойно. Он знал, что слишком низкие, за порогом слышимости, звуки вызывают такие ощущения, боги и некоторые маги этим пользуются. Оглянулся: к погоне присоединился некто четвертый, похожий на косматый сгусток мглы.

Сколько бы их ни было, Шертон не собирался отдавать им теолога. Его охватил злой азарт. Между тем на горизонте выросла рукотворная белая гора, она с каждой секундой увеличивалась, надвигаясь… И тут он спохватился: теолог без сознания, а им предстоит пройти через защитный барьер Верхнего Города, сотканный из невидимых лучей, испускаемых чашами-ловушками.

Официальная версия гласила, что чаши-ловушки не могут причинить вреда живому человеку. В этом Шертон сомневался. Будь это правдой, теологи не сгорали бы так быстро. Он заранее приготовился к неприятным ощущениям, но как быть с пассажиром? Парень в обмороке. Если оторвавшееся от тела бестелесное существо затянет в ловушку – чаши ведь не разбирают, кто бог, а кто не бог! – Шертон приземлится с трупом на борту.

Верхний Город приближался. Позади выли и визжали. Не убирая левой руки с приборной панели, Шертон правой вытащил из ножен кинжал и ткнул острием в кровоточащую рану на плече теолога. Тот застонал, приоткрыл глаза.

– Очнись! Впереди барьер.

Ученый что-то нечленораздельно пробормотал. Улавливая приближение добычи, чаши-ловушки все как по команде повернулись на север, их гигантские металлические лепестки алчно вибрировали. Теолог уронил голову и обмяк. Шертон вновь ткнул острием в рану, заставив его судорожно дернуться.

– Барьер!

Его охватила невообразимая тоска – тоска-смерч, который вращается вокруг тебя с безумной скоростью, – но через мгновение это чувство угасло. «Летающая рыба» чуть не врезалась в нарядную башню с позолоченным шатровым куполом. В последний момент восстановив управление, Шертон успел заметить в окне изумленного человека с пиалой в руке. Рядом слабо застонал теолог. Живой! Снизившись, машина тяжело грохнулась на площадь перед облупленным зданием строгой архитектуры, где размещался Департамент Воспитания Юношества.

Шертона колотил озноб, рука на приборной панели дрожала. Откинув «плавник», он крикнул остолбеневшим прохожим:

– Тут раненый, ему нужен целитель!

Теолога выходили, хоть и с трудом. Если рана нанесена богом, даровать полное исцеление может только нанесший ее бог. На теле Венцлава остались глубокие шрамы, которые ныли к перемене погоды, а иногда и просто так.

Маг-изобретатель добрался до Шертона на другой день. Он ворвался в дом целителя, где Шертон отлеживался, приходя в себя после броска через барьер, закатил оплеуху вставшей на дороге служанке, пнул ночной горшок и заорал:

– Сукин ты сын, а не испытатель! Я зачем тебя нанял? Чтоб ты с богами в догонялки играл? Я на тебя порчу наведу! Что ты с ней сделал, с моей рыбонькой? Разбил ее, коврик внутри загадил! Боги от хвоста кусок оторвали, а знаешь, во сколько мне этот хвостик обошелся? Это же натуральная позолота! Как я ее покупателям покажу? Я-то на заказы рассчитывал… У, дурак молодой!

– Сам ты дурак, – морщась от головной боли, возразил Шертон. – На твоей машине я ушел от целой своры богов, на глазах у всего города. О лучшей рекламе ты даже мечтать не мог. Заказы на тебя теперь сами посыплются, можем на что хочешь поспорить.

Маг открыл рот, но вдруг призадумался, повернулся и молча вышел. Вскоре ему предложили высокооплачиваемую должность при дворе, и он перебрался жить в Верхний Город. Шертона он с тех пор избегал: то ли никак не мог простить ему гибели «рыбоньки», то ли стыдился своего срыва.

А у Шертона после этой истории появился друг – теолог Венцлав Ламсеарий.

Титус чуть не опоздал. К гостинице Бедолиуса в квартале Сонных Танцоров он примчался бегом уже после наступления темноты. В кармане булькала фляга. Лишь повернув на нужную улицу, он перешел на шаг, оправляя рясу и подыскивая извинения и оправдания.

Все тот же торжественно-молчаливый секретарь проводил его на второй этаж, возле дверей предупредил:

– Вам придется подождать. Госпожа задерживается.

Значит, напрасно бежал сломя голову… Титус невозмутимо кивнул, и его оставили одного. В интерьере комнаты ничего не изменилось, не считая того, что роскошный хрустальный светильник исчез, вместо него на стенах висели обычные магические лампы в виде гроздей винограда, да взамен пустой рамы и груды осколков появилось новое зеркало.

Ждал он недолго. Вскоре послышались быстрые шаги, характерный звук пинка, и дверные створки с треском распахнулись. Витражи задребезжали.

– Узнал что-нибудь? – не поздоровавшись, спросила Эрмоара.

– Узнал, госпожа, – степенно поклонившись, ответил афарий, а про себя подумал: «Интересно, она всегда открывает двери пинками? У богачей дикие причуды…»