рядом с ней. Возникло острое желание продолжить «обучение» таинственным упражнениям. Но было уже поздно, и тут во мне вдруг закралось сомнение: а ведь она ночью не просто выходила покурить с соседом, вполне возможно, что это был хозяин. Наверняка.

Рита… Между пальцами левой руки — на среднем из них изнутри была татуировка её имени, которая убеждала меня в том, что у неё была необычайно-загадочная бурная жизнь, и было ей не двадцать восемь лет, а, конечно же, больше, в то время, как и мне, было не двадцать четыре года, а всего лишь девятнадцать лет. Но тогда:

Пылал огонь в моей крови,

Огнём страстей тебя встречал я,

И ты мне жаром отвечала

Ещё неведомой любви.

КСЕНИЯ

Ксения была красивой, но появилась в отряде не от хорошей жизни — муж постоянно колотил её, наверно, от ревности. И в тот раз ей всё это надоело. Она схватила дочку, и в чём была — уехала с ней к подруге в большой город, а там, друзья, устроили её на полевые сезонные работы в отряд геологов. Отряд был небольшой и интеллигентный, приняли её радушно.

Он отсутствовал в отряде ровно месяц, был на другом объекте. А как только появился, русоволосая повариха Ксения сразу привлекла его внимание. Всё в ней было для него в норме — фигура, ножки, рост и возраст. А из глаз струилось редкое сочетание небесной синевы и сочной земной луговой зелени. Он был уверен, что и светлый, согревающий душу луч солнца, будет исторгать её доброе сердце. Обо всём этом он сразу же выпалил ей, и этим расположил к себе.

Вскоре они поехали на новую полевую точку на машине: она сидела в кабине рядом с водителем, а он в кузове, склонившись к оконцу, настойчиво стучался к ним. Сначала чтобы привлечь её внимание, а потом делал сигналы руками о том, что она ему очень нравится: прижимал ладони к груди, а пальцы к губам, распуская их веером в её направлении. Она улыбнулась. А когда они сделали остановку, она вдруг сказала ему, что «если люди захотят того, что им очень хочется, у них обязательно всё получится». Тогда в первую же ночь, а они заночевали в пути, раскинув на обочине палатку, он выбрал момент, и, прокравшись, проник к ней в спальный мешок; всё произошло тихо без лишней суеты и в согласии.

А в дальнейшем странные у них сложились эротические отношения. Слово «эротические», пожалуй, будет не очень подходящим — слишком выспренним в выражении их сексуальной близости. В центральном полевом лагере она находилась в большой палатке — днём готовила там обеды и кормила геологов, а ночью на металлической кровати в широком двухместном мешке ночевала. Днём это была её полевая горница, а ночью — полевая спальня. Когда с наступлением сумерек лагерь затихал, она, умывшись и смазав вазелином лицо — других кремов не было, — ложилась в постель и замирала в ожидании его прихода. И всегда он непременно появлялся, снимал верхнюю одежду и нырял к ней в спальник. Причём не было у них особых памятных встреч — с поцелуями, объятьями, ласками. Обычно она лежала на спине и была готова, а он, снимая подштанники, без лишних телодвижений оказывался на ней. Процесс происходил ровно, как по команде: «вверх — вниз», «вверх — вниз». Не чувствовалось никаких отклонений, всё было гладко. Он скользил внутри неё до тех пор, пока не наступало «извержение». Даже дыхание почти не учащалось, разве только чуть-чуть. Потом он поднимался и, даже без поцелуя на прощание, одевался и уходил. Всё происходило одинаково и еженощно.

Геологи в основном были семейные. Он тоже был семейный, но, как говорил сам — «внутренне-раскрепощённый». Иногда жена с семилетним сыном приезжали к нему на выходные. Тогда Ксения брала бинокль и с пригорка наблюдала за ними, как они гуляли вокруг лагеря. Лагерь стоял в горах. Они ходили по берегу горной речки, купались, любовались природой и возвращались к обеду. Ксения кормила их и остальных сотрудников обедом, а потом они возвращались в город. И он, как всегда, забирался к ней в двухместный мешок, и они по-прежнему соединялись умеренно — монотонно. Потом она на неделю уезжала к дочери. Возвращалась. И полевая геологическая жизнь продолжалась своим чередом.

К А Р О Н О В И Р У С

(предсмертная тревога)

Он болел уже целый месяц, и не мог понять, что с ним происходит: какая-то необъяснимая хворь с ним пребывала. И самое главное было то, что он не мог спать. Никак не засыпалось. Внутренняя тревога поднимала его с диванной постели, и он ходил по комнатам в недоумении, что с ним происходит. Всё та же непонятная тревога не позволяла ему прийти в себя. Проходили дни. Сначала был сухой кашель, а когда это прошло, появилась эта «предсмертная тревога» — непонятное беспокойство. И, казалось, ничто не может помочь избавиться от этого. Днём он с тревогой слонялся по комнатам в ожидании ночи, и, надеясь, заснуть. Но не тут-то было. Неведомое состояние поднимало его и, всё неистовее угнетая, водило по комнатам. Только к концу второго месяца он почувствовал едва-едва заметное освобождение от недуга. А потом он вдруг забылся, и позднее не мог понять — приснилось ему или привиделось то, как возник в его сознании образ женщины, которую он не очень хорошо знал, называя при встречах по имени и отчеству. И тогда в своём, ещё тревожном и полусонном, по инерции, забвении твёрдо решил называть только по имени — без отчества, и на «ты». А потом и вовсе вдруг увидел её всю оголённую, и его внимание сосредоточилось на её сокровенном месте, где меж паховая бархатная поросль волос, прикрывала «телесный пирожок», внутри которого таился вожделенный секрет всего живого на белом свете. И представилась картина: «пирожок» слегка приоткрыт в ожидании встречи другого сокрального чуда, у которого головка и стержень обычно надуваются в предтече блаженного слияния, порождающего первооснову жизни. Тут он решительно наклонился и стал целовать её интимное гнёздышко. Затем резко проснулся и вспомнил эпизод из книги «Дивная Ева и отрок Адам», где герой ласкал, целуя Еву в то самое сокровенное место, у которого он только что находился… «Что же это такое? Не зря всё это: наверное, всё виденное — мне что-то предвещает?»— подумал он. И надо сказать, что вдруг почувствовал и стал понимать, что болезнь проходит. А потом решил