Бандит поссал, сунулся рукой, чтобы застегнуть ширинку, машинально кинул взгляд вниз – и увидел на своей груди странную, маленькую, чуть подрагивающую красную точку. Потом на том месте, где была точка – появилась дыра, и бандит упал лицом вперед в собственную мочу.

* * *

– Гы-гы-гы...

Бандиты, раздухарившись, начали пинать одного из подростков, когда тот, изрезанный, упал, и пинали до тех пор, пока он не перестал шевелиться. Потом – ткнули несколько раз ножом, и двое пинками погнали тело к обрыву. И тут – Марек кое-что вспомнил.

– Э, а где Василь?

Бандиты недоуменно переглянулись.

– Поссать, кажется, пошел.

– Э, Василь! – крикнул один из бандитов.

Ответило только эхо.

– Петр! Петр!!!

Марек уже понял, что дело неладно.

– Думитр! Иди, проверь!

Кто поосторожнее – отошли за машины, подальше от костра из облитых солярой тряпок, который разложили, чтобы не издеваться над пленными в полной темноте. Если в полной темноте – какой в этом кайф?

Думитр осторожно, выставив вперед автомат, шагнул в темноту, и она поглотила его. Все настороженно ждали, минута тянулась за минутой. В голове еще бродило хмельное, пахнущее свежей, парной кровью веселье, в то время как профессиональный военный, может быть, уже прыгнул бы со скалы в воду, чтобы иметь хоть какой-то шанс спастись.

– Думитр!

Один из боевиков подбежал к чадящему костру, чтобы затоптать его – и рухнул прямо в пламя, убитый наповал снайперской пулей.

– А-а-а!!!

Боевики, в том числе и сам Марек, бросились за машину, открыли шквальный огонь из автоматов в темноту, во все стороны.

Один из боевиков, разрядив магазин автомата, попытался пробежать три метра до кабины, и на втором шаге – рухнул замертво. Все происходило в полной темноте.

Марек, с пистолетом, поняв, что дело дрянь, – вскочил в кузов, схватил кого-то, потащил – ему нужен был заложник, чтобы прикрыться им, – и в этот момент обожгло лицо, резануло нестерпимой, ослепляющей болью, потекло горячее... потом резануло еще раз и еще. Пацаны бросились на него и погребли под собой в живой, озлобленной куче...

* * *

Пацаны...

Почему они пошли на это? Может быть, потому, что не знали, какой кусок торта слаще. Может, потому, что не успели смотаться вовремя и вынуждены были теперь жить в зоне боевых действий. Может, еще почему?

Как бы то ни было – они теперь были здесь. Все вместе.

Как только «Урал» остановился, хохочущие мамалыжники потащили из кузова первого – стало можно говорить. До этого – только шептаться, и то осторожно.

– Слышь, пацаны, подрываться надо, – сказал тот, кто сидел четвертым... четвертым в очереди на экзекуцию, невысокий, чернявенький, похожий на цыганенка, – кому как, а мне...

– Глохни, – мрачно сказал еще один, угрюмый, прыщавый здоровяк, – если есть что дело – предлагай, а не болтай.

– Пусть один заберется. Мы – все вместе.

– Там человек десять. С «калашами».

– У этого – тоже будет.

– Посекут.

– Слышь, ты, хорош гнать!

– Гонят г...о по трубам, я дело говорю.

– Партизаны...

– Хрен их найдешь, твоих партизан! – огрызнулся еще один пацан. – Надо было жить, как люди живут, и не...

Остаток фразы он не договорил – скорчился от боли, от резкого удара.

– Глохни, огрызок! Так люди не живут, так шавки живут. Я – не шавка подзаборная. Если ты шавка – иди, отсоси этим, может, отпустят.

Еще один пацан что-то делал... натужился, напружился и... показал свободные руки. Румыны пользовались стандартными одноразовыми пластиковыми наручниками, если знать как и иметь кое-какие инструменты – высвободиться было реально.

– Тю...

– Атас, пацаны, идут!

Освободившийся спрятал руки.

Подошли мамалыжники, выхватили из кузова еще одного. Остальные пацаны смотрели на карателей волком – но ничего не сказали. За ними никто не следил – гораздо интереснее принимать участие в экзекуции.

– Ты чо, пионер-герой, что ли?

– Заткнись. Руки давай.

Неизвестно откуда взявшимся обломком одноразового бритвенного лезвия пацан высвободил руки одному. Потом еще одному.

– Тихо.

– А чо...

– Лучше человеком умереть. Со свободными руками.

– А ты кто вообще такой, пацан?

– Конь в пальто. Плавать умеете?

– Ну...

– Э...

– Короче, – пацан зажал бритву между пальцев, – ща, как эти придут, я одного писану и волыну прикинусь схватить. Ты – ему в ноги и держи, отвлеки, понял? Потом тоже беги. Вы – стадом из машины и бежать. Рядом обрыв, они туда будут трупы сбрасывать. Море. Туда и прыгайте.

– А ты?

– Мои проблемы...

Произошло все совсем не так, как должно было получиться. Сначала не приходили... там, на воле забухтели чего-то, завозились, послышались какие-то крики. Потом в кузов вскочил бандит, бородатый, расхристанный, с пистолетом. Он диким взглядом обвел кузов – но сделать больше ничего не успел, пацан со свободными руками, как кошка, бросился ему в лицо, потом ломанулись и другие, навалились, затоптали...

* * *

– Слышь, пацаны. А чо снаружи-то?

«Пионер-герой», не отвечая, схватил пистолет, машинально прикинул – «стечкин» или его румынская копия, «Дракула», плохо видно в темноте, судя по весу – заряжен, да и нахрен бандюкам носить незаряженный? Писанул обломком бритвы по тенту, потом еще раз. Прильнул к щелке.

– Э...

– Нишкни.

В кузове все более откровенно воняло горелым... жуткий, знакомый многим запах. После боев в города сгоняли пленных, выгоняли на работы всех людей – собирать трупы. Потом эти трупы сваливали в кузова машин и везли их на окраину. Там – вываливали, обливали бензином и поджигали. В санитарных целях. Каждый раз после такого несколько дней невозможно было дышать, сладковатый, тошнотворный дымок вызывал позывы к рвоте.

Пацан соскользнул на землю, грамотно соскользнул, прижался к откинутому заднему борту «Урала», привыкая глазами к темноте. Потом огляделся, присвистнул.

– Вылазь, братва! Не боись!

Пацаны, многие из которых уже попрощались с жизнью – вылезали, осматривались. «Пионер-герой» уже подобрал у одного из убитых выстрелом в голову автомат, сделал несколько знаков руками в темноту – правой рукой себя за горло, потом большой палец – сигнал «я свой!». Никто не откликнулся, но все экзекуторы, вся банда Марека – была безжалостно перебита. Поняв, что те, кто это сделал, вовсе не жаждут проявлять себя, пацан присел над убитым и начал деловито шмонать его карманы, расстегивать разгрузку, чтобы приспособить на себя.