Завтра физика. Как-то придерется ко мне физикант: на все его вопросы и придирки я в нынешнем году торжественно молчала, за что получала аккуратно каждый раз 3. Я нахожу очень странным привычку человека спать ночью: сон пустая трата времени. Вчера я до четырех с половиною часов утра сидела, – и физики 10 билетов выучила, и целую книжку «Исторического Вестника» прочла. А сегодня почему-то спать хочется. Делал бы человек дело день, делал бы его и ночь, да спал бы всего два часа; вот тогда и к экзаменам удобно было бы готовиться. Бьет уже 11 часов. Пора заниматься…

26 мая. Ура! перешла в 7-й класс!! Сегодня, после физичного экзамена, получила все билеты, у меня всего две четверки экзаменационных, а на остальных 5. Про годовые – не говорю, потому что… Какая суета, гам, шум, крик, возня, – словом, все то, что мне так нравится, что я так люблю в гимназии. Каждая после экзамена бежала в дортуар укладываться: снималось казенное белье, передники, так что те, которые уходили сегодня, надев для приличия только казенное платье, были совершенно декольтированы и сидели на кроватях.

Я бродила, бегала взад и вперед, наблюдая воспитанниц. Вот идет одна из них, остановилась, вздохнула и говорит: «Слава Богу, теперь и последние сдали, больше нечего уже бояться, совсем свободны; слава Тебе, Господи, слава Тебе!» и начинает усердно класть земные поклоны перед висящим на кровати образом. Рядом с ней, вся обложенная вещами, на коленях перед раскрытой тумбой другая; третьей платье портниха принесла; та затягивается в корсет, надевает его, кругом с любопытством смотрят… Все больше и больше приходят с экзамена, вот, наконец, пришла и последняя. Теперь собралось судилище; сидим, толкуем. Вдруг вышла Людмила Иосифовна с листком фамилий и баллов, мы все бросились к ней, заорали, зашумели; я кричу – Мне сколько? – «Пять!» Я разинула рот: у меня годовой 3, а на экзамене 5! и на два стула вышины подпрыгнула от радости. Самый трудный для меня предмет сошел так прекрасно!.. Все бегают, смеются, я душила и тискала Маню… Кто-то сказал:

– Mesdames, ведь мы – седьмые, понимаете ли вы это?

Я только тут сообразила: ведь, действительно, седьмая! И все очень дивятся моим баллам: из физики, кажется, единственный в классе контраст, «поразительный» прибавляют восьмые.

– С тобой, Лиза, мы уравновесились, – сказала мне П-ая, получившая три на экзамене. – Да, так давай уравновесимся и в 7-м классе: ты ведь будешь бить на золотую, хотя мне это совершенно все равно, у меня «честолюбия» нет…

Господи, как приятно теперь. Экзамены кончены, на душе так легко…

31 мая. Для развлечения я теперь придумала написать, как я провела год живущей в Сир. доме; положим, это будет смахивать на «воспоминания», ну, да ничего: ведь я не покажу своей тетрадки никому, а писать для себя совсем не грешно.

4 июня. Сегодня умер Иван Данилыч, наш хозяин. Старый друг его, Иван Антоныч Котласовский, часто бывал у него в последнее время и теперь бегает и плачет: последнего друга своего хоронит. Переходя двор, подошел он к окошку нашей передней, где были мы все, и когда мама выразила ему свое сожаление, он только сказал: «Все кончено… послал телеграммы везде»… и старые, голубые его глаза были совсем красны, и голос дрожал… Жаль его… Жил человек, и умер; «окна мелом забелены; хозяйки нет». А я ни на минуту не подумала об Иване Данилыче, надеясь, что не умрет.

Снились мне сны в эту ночь, и преглупые сны. Один такой страшный, я даже закричала: снилось мне, что лежу я на постели у самой двери моей комнаты; а за дверью стоит кто-то и просит у меня ключа от двери (она заперта), чтобы повеситься на моей стороне двери на продолговатой формы задвижке. Я ключа не даю и держу у себя под одеялом; и знаю, что этот кто-то не может у меня ключа отнять, потому что дверь заперта; а кто-то все просит и умоляет дать ключ. Наконец, кто-то говорит: «А, ты не даешь, – сама достану»… и начинает дергать дверь и даже хочет просунуть пальцы сквозь щель ее, чтобы отодвинуть задвижку. Боже, я испугалась и закричала… Проснулась – слышу бьет 5 часов. Снова заснула.

И снится мне вновь, будто на море большая буря, я спасаю и собираю вещи какой-то немки, которую очень люблю; тружусь без устали, и вдруг попадаю в дом, где все Д-вы. Как только я вошла в дом, мне тотчас дали жену; на ней черное платье и цепочка вкруг шеи от часов. Она меня будто бы любит, но вся эта масса жен и мужей интригует, сплетничает и наговаривает друг на друга; между ними есть какой-то старший, но я чувствую себя очень свободно, он оказывается моим мужем. Когда я иду мимо темноватой комнатки, кто-то из мужчин говорит мне: «У твоего мужа десять любовников: Мен, Лен, Зен, Пен»… Я останавливаюсь, ошеломленная вестью об измене мужа… и проснулась… Я помню все, что снилось, так ясно и ярко, точно все ощущения были наяву.

Странно. Ну, и снится же такая чепуха! Не знаю, что и вздумалось мне записать эти сны, нелепы и дики они…

Я так думаю, что это от цветов: третьего дня я купила на бульваре два букета каких-то ночных фиалок, полевых цветов с сильным запахом, и вторую ночь ставлю их около своей подушки.

15 июня. Ровно через два месяца будет рождение моей собственной особы: 15 августа и 15 лет! Чем больше – тем лучше: значительное количество лет внушает уважение и почтение к своей особе других личностей, а этого должен желать каждый. Как бы мне хотелось умереть именно в этот день, ровно в 6 часов утра, когда я родилась, и если бы кто-нибудь прислал ко мне смерть на этот день и час, то сделал бы мне самый лучший подарок на рождение. Но чего хочется, того всегда долго ждать приходится, это я замечаю уже давно. Вот хочется умереть, а жди, когда сама смерть придет; хочется книги – жди, когда пришлют из библиотеки; хочется платья – жди, когда материи купят и сошьют. Хуже всего, что смерть не идет; если бы можно было крикнуть: «Эй, ты, пошла сюда, тебя мне нужно!» Хорошо было бы, а то – все жди…

27 июня. Год назад поехала в Нерехту. От времени моего пребывания там остался дневник, писанный карандашом, на четвертушках бумаги; я как приехала оттуда (8 июня), так