Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 5
«Я ЖИВУ В ХРАМЕ БХАДАЙНИ КАЛИ»
Варанаси в мае месяце ни для кого не может является убежищем из-за гнетущей и невыносимой жары. Те, кто посещает этот священный город в это время года, забирают с собой много счастливых воспоминаний наряду с воспоминаниями о сильной жаре. Но я буду помнить май 1952 года до конца своей жизни только по одной причине. Позвольте мне начать с самого начала.
Я приехал в Варанаси из Калькутты в марте 1951 года со своим другом с намерением основать практику аюрведической медицины. Мы сняли комнату в районе Сонарпура, составили план, начали готовиться к открытию, но однажды полуночная телеграмма пресекла наш проект в зародыше. Телеграмма была адресована моему другу от знакомого из Бомбея с приглашением его туда на перспективную работу. Мой друг, совершенно забыв о нашем хорошо продуманном плане, решил сразу же отправиться в Бомбей, вероятно, не ради хорошей работы, а главным образом для того, чтобы сбежать от палящей жары Варанаси. Таким образом, я остался один и должен был стать практикующим врачом в аюрведической медицине, но перспектива с каждым днем становилась всё более туманной, и в конечном счёте мне пришлось отказаться от этой идеи и начать искать работу.
Это было частью моей повседневной рутины — каждый день после обеда я сидел с большой толпой на просторных ступенях знаменитого Гхата Дасасвамед и слушал лекции о Рамаяне Тулси, как часть ежедневного сатсанга. Однажды я пришел немного пораньше на сатсанг. Через некоторое время рядом со мной сел респектабельного вида мужчина. После некоторых обычных разговоров о погоде и т. д. он поинтересовался моим призванием. Я рассказал ему свою печальную историю, добавив, что ищу работу, чтобы найти средства для постоянного проживания в Варанаси. Он сказал, что подыскивает человека, который мог бы присматривать за его домом с прилегающим садом, расположенным в районе Гурудхам. Владелец также сообщил, что дом не был никем арендован, и что его цель приезда в Варанаси из Калькутты — найти смотрителя, который мог бы жить и присматривать за домом с ежемесячной зарплатой в размере 100 рупий, пока дом не будет продан. Я быстро принял решение и, как утопающий, с готовностью предложил себя для попечения о его доме. Мы тут же договорились, и уже на следующий день я приступил к своей работе. Была середина апреля 1951 года.
Дом, за которым я должен был присматривать, был довольно большим, с просторным участком перед ним и садом с южной стороны, в котором росло около дюжины деревьев манго и гуавы, а также несколько клумб с розами и другими цветочными растениями. Часть моих ежедневных обязанностей состояла в поливе растения, хотя был садовник, который содержал сад в чистоте и порядке, пропалывал цветы и собирал сухие листья. В летние месяцы очень освежало находиться утром и вечером в саду в прохладной тени деревьев, глядя на розы в полном цвету с буйством красок.
Год прошел в безмятежном покое. Наступил гнетущий май 1952 года, но это был незабываемый месяц в моей жизни. Однажды вечером после захода солнца я, как обычно, полулежал на чарпае[28] с английским журналом в руке и наслаждался прохладным ветерком. Внезапно сладкий девичий голос сзади заставил меня вздрогнуть. Обернувшись, я увидел девушку не старше 15 или 16 лет с улыбающимся лицом и сияющими глазами. Поскольку я сидел спиной к главным воротам, я едва ли мог осознавать её бесшумное появление или её крадущееся приближение ко мне. Цвет ее лица был черноватым, а один конец её белого сари с красной каймой был обмотан вокруг тонкой талии.
Одна вещь в ней, которая сразу привлекла бы всеобщее внимание — это её красивые черные волосы, свободно ниспадающие по спине. Её ноги были босыми, а на запястьях красовались два белых стеклянных браслета. Судя по её простому платью и внешнему виду, она принадлежала к какой-то рабочей семье, но в этом алом оттенке заходящего солнца она показалась мне просто прекрасной.
Заметив мое легкое смущение и немое восхищение в моих глазах, она мелодичным тоном спросила меня: «Бабуджи, не дашь ли ты мне пару спелых манго?» Моей первой реакцией был косвенный отказ, в котором я раскаялся позже на досуге. Я ответил, указывая на дерево, усеянное манго: «Смотри, манго всё еще зеленые. Как я могу дать тебе спелые манго?» Однако она отмахнулась от моего ответа и, размотав часть своего сари, завязанного на талии, и вытянув два его конца обеими руками, она обратилась: «Пожалуйста, дай, Бабуджи, дай. Разве у тебя нет их в комнате?» Её упоминание о «комнате» заставило меня с угрызениями совести вспомнить три спелых манго, которые я собрал утром, прогуливаясь по саду, манго, которые упали с деревьев ночью. Я попросил её подождать минутку и побежал в свою комнату. Держа в руке два манго, я вернулся к ней. Ее лицо озарилось блаженной улыбкой, и, демонстрируя детскую простоту и поспешность, чтобы схватить бесценную вещь, она протянула часть своей ткани, которую всё еще держала в руках, и радостно сказала: «Брось их сюда, Бабуджи». Когда я это сделал, она указала правой рукой на клумбы с розами и сказала тем же милым умоляющим тоном: «А теперь, пожалуйста, дай мне несколько роз, Бабуджи». Я собирался отказать, но сдержался и ответил: «Ты можешь сорвать несколько штук сама, если хочешь». Но, что удивительно, она не захотела сорвать сама и попросила меня сделать это за неё. Я сорвал несколько роз разных цветов и передал их в её сложенные ладони. Она казалась безмерно довольной, и когда она собиралась уйти, я остановил её и задал ряд вопросов один за другим: «Откуда ты идешь? Ты случайно не поблизости живёшь? Ты наша соседка?» С огоньком в глазах она ответила на мой последний вопрос: «Я живу в храме Бхадайни Кали». С этими словами она повернулась, практически побежала к воротам и исчезла, не дав мне возможности задать ещё какой-либо вопрос.
Несколько мгновений я был как бы в трансе, а когда пришел в себя, то побежал к главным воротам, надеясь найти её где-нибудь поблизости. Но мои поиски были тщетны, и, как ни странно, те немногие прохожие, которых я встретил на дороге, отрицали, что видели такую девушку в этом