– Зачем вам это знать?

Он погладил ее по щеке.

– Я смог бы тогда оградить вас от опасностей прошлого. Я желаю обеспечить вам безопасность.

– И благополучие?

– Да, и благополучие.

– Если бы вы знали обо мне больше, ваша светлость, вы бы этого не желали. – Мэри хотелось отойти от него, но, с другой стороны, ей не хотелось терять связь, возникавшую между ними. Она напомнила себе, что теперь стала его любовницей, – а если так, то и вести ей себя следовало подобающим образом. – Гораздо лучше, когда любовники далеко не все знают друг о друге, разве не так?

Глаза Эдварда, казалось, пронизали ее насквозь.

– Значит, не расскажете?

Мэри со вздохом покачала головой:

– Нет.

Он положил руку ей на плечо, и ее сердце забилось еще быстрее. Нет, Мэри не чувствовала страха, – наоборот, с нетерпением ждала, что будет дальше.

– Почему не расскажете?

– Вам незачем об этом знать, – ответила Мэри.

Она прижала ладонь к груди герцога и тотчас же почувствовала исходившее от его тела тепло, приятное и успокаивавшее.

– А если я желаю знать о вас все? – спросил он.

Мэри уже твердо решила, что будет ублажать его, но ни за что не расскажет о своем прошлом. Никогда. Ему не следовало знать, как ею пользовались в приюте.

– Тогда, боюсь, вы будете крайне разочарованы, ваша светлость.

В его глазах вспыхнул огонь страсти.

– Калипсо, вы никогда не сможете меня разочаровать. И не важно, что вы сотворите, не важно, чего вы наговорите, – я до конца дней своих буду преклоняться перед вашей душой, совершенной даже в своем несовершенстве.

Мэри с удивлением смотрела на герцога. Ее душа «совершенна даже в своем несовершенстве»? Она никогда не думала об этом. Но почему же он вдруг… Поддавшись внезапному порыву, Мэри прижалась к нему всем телом.

– Позвольте мне познать глубины вашего сердца, позвольте быть их стражем.

Все ее существо буквально кричало: «откройся ему, откройся!» Но три года непрерывного ужаса, от которого кровь стыла в жилах, воздвигли неприступные стены на пути к ее сердцу. Увы, Мэри просто не могла рассказать о своем заточении, поэтому прикрыла глаза и пробормотала:

– Мое сердце непостижимо и для меня самой. Но вы можете познать меня с другой стороны… – Ради всего святого, пусть он примет ее предложение и оставит прошлое в покое. Пусть ужасные воспоминания о приюте таятся в глубинах памяти – так, чтобы ничто не тревожило их.

Тут герцог наклонился и поцеловал ее. Мэри в страхе оттолкнула его и воскликнула:

– Остановитесь! Умоляю вас!

– Что случилось? Что-то не так?..

Мэри охватила паника. Теперь она видела перед собой жирное обрюзгшее лицо с налитыми кровью глазами. Видела на том самом месте, где совсем недавно было лицо Эдварда.

– Нет-нет-нет! Мне нельзя! – Она толкнула его еще раз. И, покачнувшись, обвела взглядом комнату. – Нет, пожалуйста, нет! – Теперь она увидела мозолистые руки другого надзирателя – руки, покрытые грязью вплоть до треснувших ногтей. – Стойте же, стойте! – задыхаясь, прохрипела она. – Остановитесь!..

– Мэри!.. – позвал чей-то голос, полный отчаяния. А по телу ее шарили грубые, толстые пальцы. – Мэри, вы меня слышите?!

Она покачала головой и попыталась отцепить от себя эти ужасные пальцы, но тщетно. Мэри вдруг обнаружила, что не может избавиться от них – эти мерзкие руки были повсюду, и они все крепче сжимали ее. Вот-вот они бросят ее на пол, а затем поднимут и…

Из горла Мэри вырвался крик. Она закрыла лицо ладонями и зажмурилась. Но надзиратель по-прежнему маячил перед ней, пожирая ее своими тусклыми свиными глазками.

Мэри задыхалась от запаха грязной, немытой плоти, и ей казалось, что эта мука никогда не кончится. Да-да, ей никогда не убежать, никогда не скрыться – теперь она знала это точно.

– Мэри! – Эдвард в ужасе замер; он боялся дотронуться до нее.

А она отступила от него на несколько шагов и, всхлипывая, пробормотала:

– Стойте, стойте…

Герцог тяжко вздохнул. Ему хотелось обнять Мэри и успокоить, но он знал, что от этого ей станет только хуже.

– Мэри… – снова позвал он.

Она плакала, закрыв лицо тонкими пальцами. Потом, содрогаясь от рыданий, упала на колени и, прижав руки к груди, закричала:

– Пожалуйста, остановитесь! Я буду хорошо себя вести! Обещаю!

Сердце Эдварда болезненно сжалось. От такого зрелища холодела кровь, и мурашки по спине пробегали.

Господь милосердный, что случилось с его Калипсо? Ее чуть не лишили рассудка! В груди Эдварда закипела ярость; он готов был разорвать на куски того, кто издевался над Мэри.

«Но что же делать? – думал он, сжимая и разжимая кулаки и пытаясь справиться с волнением. – Ведь нельзя же просто стоять и смотреть».

Герцог медленно подошел к девушке и опустился рядом с ней на колени. А она, глядя в потолок, что-то тихо шептала.

– Мэри, кто так напугал вас?

Ответа не последовало. Его Калипсо даже не посмотрела на него.

– Мэри, вы в безопасности. Все будет хорошо. Я рядом.

Мэри вдруг замерла, потом взглянула на него с удивлением. Воодушевленный такой реакцией, герцог прошептал:

– Это я, Эдвард. Я ваш друг, ваш защитник. – Теперь уже не было сомнений: Мэри довел до такого состояния мужчина, действовавший почти так же, как его, Эдварда, отец, когда-то жестоко убивший ту несчастную девушку. Поэтому он обязан защитить свою Калипсо. Его душа жаждала этого. Он ждал этого шанса всю жизнь.

В растерянности моргая, Мэри снова посмотрела на него и тихо прошептала:

– Эдвард, да?

– Да, это я, Эдвард. Не бойся меня, дорогая.

Она опустила голову и пробормотала:

– О, Эдвард, а я думала…

Волна облегчения захлестнула его. Она пришла в себя! Наконец-то!

– Я… Я прошу прощения… – с трудом произнесла Мэри.

– Не стоит просить прощения. Вы абсолютно ни в чем не виноваты. – Наоборот, это у нее следовало просить прощения. Всем следовало просить прощения за то, что с ней сделал этот мир, почти уничтоживший ее.

Да, почти. Эдвард знал, что еще есть надежда. Даже сейчас в ее глазах светились ум и невероятная сила воли. Разве мог кто-нибудь другой пережить то, что перенесла она?

Мэри взглянула на него, потом снова опустила глаза.

– Я не знаю, что с этим поделать.

Эдвард улыбнулся и проговорил: