– Эх, красота какая: Млечный Путь льется через небо, – сказал Дмитрий. – Когда помру, хочу, чтобы душа туда полетела – в другие галактики, поглядеть, как звезды устроены…

– Ничего интересного, – произнес я, устраиваясь поудобней на лежаке, кладя под голову руки. – Звезды устроены проще микроба.

– Да ну?.. Гонишь! Тогда просто посмотреть… Красиво же в телескоп!

– Заливаешь! – тоже не поверил Лешка. – Проще микроба? Не верю. Не то что микроб, даже человек – объект хрупкий. Башку свернуть голыми руками – раз плюнуть. А если в звезду зашвырнуть водородную бомбу, даже все бомбы, какие есть на планете – она и не заметит.

– Живое всегда сложнее мертвого.

– Это уж точно, – отозвался Игорь.

– Почему же? – Лешка разлил еще мадеры и продолжал: – Человек проще стиральной машины. У него всего ничего управляющих кнопок: власть и эти, как его… низменные желания.

– Ты просто имеешь дело с определенным контингентом, – сказал я. – В твоей работе только такие личности попадаются. Это всё равно как, не покидая Африки, быть уверенным, что вся Европа – Сахара.

– Брось, – сказал Лешка, – всё проще. Убийца, на самом деле, средний человек. Я их перевидал знаешь сколько? Самый мрачный маньяк – тихоня. Сидит такой мужичок-душегуб на скамье подсудимых – и с виду не отличишь от слесаря-сантехника или конторского служащего. Люди вообще звери, страшней человека – нету. Это я тебе говорю. Не обольщайся. Ты пороху еще не нюхал. Есть такие парни, которых даже на том свете бояться надо.

– Золотые слова, – кивнул Игорь. – У нас в Питере года два как появился один немец – художник и скульптор. Гансом звать. Ну, Ганс и Ганс. Немчура и немчура. А он, прикинь, из мертвых… мумии делает!

– Не мумии, а парафином под давлением пропитывает, – уточнил Дима. – Они после этого твердые становятся. И как живые.

– Это еще зачем? – удивился Лешка.

– Он потом этих мертвяков на выставках показывает. Приехал в Россию, чтобы по моргам искать бесхозные неопознанные трупы. И потом из них то Дон Кихота с Санчой Пансой на соломенных ишаках изобразит, то короля Артура в латах из жестянок… А наша братва повадилась пацанов к нему возить. Он снимает с них слепки и делает пластиковые копии на арматуре – не отличить!

– Зачем?!

– Вместо памятника. Мода такая. Ганс из павших бойцов памятники творит. Стоя́т, как живые. Братва им только букетики цветов в руках раз в неделю меняет.

– Где это… стоят? – насторожился я.

– На кладбище, не дома же. Стоят над своими могилами, он их как-то на постаменте крепит.

– Слыхал, слыхал я про вашего Ганса, – отозвался Лешка. – В Питере всегда братва с фантазией имелась. Город мастеров, что делать.

– Вот те крест… У нас Сосо так поставили. И Горячего поставили, я сам видел, чуть с копыт не слетел.

– «Тишина… И мертвые с косами стоят…» – сказал Леша. – Но даже если так, то я пострашней случа́и знаю.

– Это какие? – отозвался я.

Леша помолчал, потягивая мадеру, и со значением спросил:

– Про игру в «рулетку» слыхал?

– Нет, – соврал я, прислушиваясь к шелесту волн в гальке.

– В «русскую рулетку».

– Это в которую белогвардейцы в Севастополе играли перед тем, как в Турцию на пароходе отчалить?

– Не знаю, как в Севастополе, но в Москве сейчас по-крупному играют. Подпольное казино. У нас там двух подсадных, агентов то есть, грохнули. Самая высокая крыша у этих игро-ков.

– А как играют? – спросил Дмитрий.

– Пока не выяснили. Вроде делают ставки на выжившего. Но там странная баба замешана. Предсказательница. Средних лет, на левой руке трех пальцев нету, ногу приволакивает. Стоит укрытая с головы до ног, под занавесью, и выкликает будущее. Как выкрикнет, после этого игрок нажимает себе в голову курок…

– Извращенцы, – выдохнул Игорь.

– Жуть, не то слово, – сказал Лешка и почему-то перешел на шепот. – Я слыхал еще, что эту бабу… предсказательницу – пуля не берет. Моя-то пуля серебряная, возьмет. Но то, что такое болтают, – это настораживает. За мою практику еще ни разу ничего подобного не встречалось.

– Как не стыдно, – я возмутился. – Взрослые люди, а в чушь всякую верите.

– А предсказание-то тут при чем? – спросил Игорь.

– Не знаю, – разлил еще мадеры Лешка. – Не выяснили еще.

– А я слыхал, – сказал Дмитрий, вытряхивая камешек из сандалии, – что это вроде как человеческое жертвоприношение. Будто будущее требует такой величины приношения. Как бы объяснить. В древности жертвовали Молоху. Всего было семь ступеней: курица, козленок, овца, теленок, корова, бык и человек. Язычники приносили к жертвеннику первенцев и приводили скотину. Кто говорит, что младенцев сжигали заживо. Кто говорит, что только проносили через огонь. В залог того, что ребенок останется живым и невредимым и умножит семя родителя…

– Ладно тебе трепаться, – сказал Игорь. – Вот даешь. Нет, ну как это – ребенка родного и в огонь?

Все замолкли на время, соображая.

– Ну, ладно, – сказал Лешка. – Давайте на посошок и по койкам.

– Мрачная история, – вздохнул Игорь. – Хотите, я веселую расскажу? Представьте, у меня дед в концлагере охранникам голыми руками головы отрывал. Выжил чудом – узники подняли восстание, когда поняли, что всех их сейчас отправят в газовые камеры. И дотянули до прихода американцев. Дед до сих пор по праздникам обедает из лагерной алюминиевой миски. Чтобы не забывать. Тарелок не признает, только в гостях.

– Это тут при чем? Какая связь? – раздраженно буркнул Дмитрий.

– А при том, что дед говорит, будто Россия превратилась в концлагерь. Как советская власть рухнула, все тут же поделились на охранников и заключенных. Такая самоорганизация.

– Можно подумать, раньше было по-другому, – возразил Дмитрий. – И погоди, власть еще не рухнула.

– Рухнула, – мрачно сказал Лешка. – Это я тебе как представитель ее говорю: нет власти. Теперь, если не получаешь удовольствия от того, что кого-нибудь мучаешь, обворовываешь или обманываешь, – не выплыть.

– Дерьмо всегда плавало, – заметил Игорь.

– Кстати, пошли еще занырнем, – сказал Дмитрий.

Но купаться не пошли, а выпили на посошок.

– А что, правда, тот немец мумии из трупов делает? – спросил я.

– Вот те крест, – перекрестился Дмитрий. – Я ж говорю, получается, как в паноптикуме. Будто живые, только страшные до смерти.

– Мертвяков бояться не надо, – ухмыльнулся Лешка. – Не то что живых. Мертвые – кореша безобидные.

– Ну, не скажи, – возразил Дмитрий. – Я пацанам не поверил, пошел сам на кладбище. Смотрю, Сохатый в плаще над своей могилой стоит… И глаз его блестит, стеклянный… Тут я как заору, ствол достал, с места сойти не могу. Думал, лопну от крика, пока не всадил в него пулю.