litbaza книги онлайнСовременная прозаОрфики - Александр Иличевский

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 12 13 14 15 16 17 18 19 20 ... 40
Перейти на страницу:

– Брось. Чего ж ты хотел, в конце концов, сходясь с замужней?

– Ты думаешь, она его всё равно любит, да?

– А куда ей деваться? Брак – штука подневольная.

– А ты думаешь, меня она не любит?

– Любит, не любит. От женщин никогда правды не добьешься. Судить надо не по словам и намерениям, а по поступкам. Она говорила тебе, что любит тебя?

– Говорила. Только я ей всё равно не верю.

– Правильно, что не веришь. А говорила она, что ей никогда раньше так не было хорошо, как с тобой?

– В том-то и дело, что нет. Но она так страстна, так неистова, что… – я поморщился от боли. – Мне кажется, оттого она и не замечает меня. Ее темперамент выше моего, я кажусь себе ребенком рядом с ней… Не знаю еще, какими словами выразить. Понимаешь, порой мне чудится, что у нас нет будущего. Что для нее я мало значу.

– Брось, старик. Тебе надо развеяться. Любовный пыл – самое незначительное из всех серьезных переживаний. Поехали лучше к бате, прокатимся в Жеребцы. Давно я у него не был. Вот прямо сейчас. Пивком затаримся и айда в поезд, а?

Отец Пашки – полковник ВВС в отставке – жил в подмосковной деревне близ Звездного городка. Добродушный мужик строил по кирпичику дом на уничтоженную реформами пенсию, держал коз и пасеку. Был помешан на пчелах и, будучи совершенно безвредным, единственное сильное чувство испытывал по отношению к матери Павла, с которой развелся лет десять назад. Надо сказать, Любовь Васильевна не питала к бывшему мужу сочувствия, называя его в разговоре с Павлом – «пасечником». «Поедешь к своему пасечнику, передай ему на словах, что я гараж продать решила. Пусть будет в пятницу с утра, он нужен для оформления у нотариуса, и пусть не опаздывает».

Мы застали Николая Ивановича возвращающимся с козами из леса. Обычно у старой смотровой вышки он привязывал их к четырем опорам на длиннющих поводках из киперной ленты, какой я в детстве шнуровал коньки. А сам заваливался с монографией Карла фон Фриша, открывшего язык пчел, – под куст бузины, где и засыпал. Хмурый после дневного сна Николай Иванович, влекомый козами, как телега лебедем, раком и щукой, обрадовался, завидев нас сидящими на жерди у сеновала.

– Здорово, академики! – Он звал нас шутливо: «академики» или «спецы». – Чур, только об сено бычки не тушить. Хорошо, что до заката поспели – сейчас будем медогонку испытывать.

Специалист по испытанию навигационной авионики во всем ценил научно-технический подход. Коз он доил в сарае с помощью релейно-механического устройства, напоминавшего «испанский сапог» инквизиции. Он надевал на вымя вонючий войлочный чулок, похожий на перчатку с обрезанными пальцами, и наставлял трубчатого осьминога, пощелкивающего электромагнитами, под действием которых в трубках бежало рывками и пенилось синеватое молоко. Удой шел в основном на продажу и на сыр, вместе с хлебом и медом составлявший для Николая Ивановича основное блюдо – на завтрак, обед и ужин.

После дойки мы отправились качать мед. Выключив самодельную центрифугу, куда до того тщательно установил рамки с гречишными губками сот, и победно стоя перед сияющим чаном медогонки, в котором замедлял свой бег мед, Николай Иванович затеребил бородку и ударился в поэтическое изложение причин своей страсти.

– Вот вы, спецы, смеетесь надо мной, а я всё равно убежден, что пчелы дело великое.

– Да никто не смеется, батя, – мотнул головой Павел.

– Смеетесь, смеетесь… А ведь еще в мифах пчелы обожествлялись, помещаясь древними на ангельский уровень. Хотя ангелов в мифах нету, но пчелы – их библейский прообраз.

– Это еще откуда? Какая связь? – Павел повертел раскрытой ладонью перед собой.

– Как откуда? Откуда же еще ангелам взяться, как не из царства древнейших прямокрылых? Сорок миллионов лет им, только вдумайся! Пчелы – символ плодородия: они опыляют – оплодотворяют цветы и взамен творящей этой функции взимают мед. Чтобы произвести килограмм меда, пчела должна облететь сто пятьдесят миллионов цветов. Мед, значит, есть сгущенное пространство, квинтэссенция лугов, полей, лесов, ландшафта. В капле меда природы больше, чем на фотоснимке. В мифах есть история про то, как у кого-то во рту во сне дикие пчелы устроили улей, а когда тот проснулся, то стал великим поэтом. Уста его стали медоточивыми. И мертвые пчелы Персефоны у Мандельштама – знаете такого, академики? – из того же поэтического царства меда.

Мы с Павлом переглянулись.

– Но самый странный миф о пчелах, – продолжал полковник, – о том, как Ариадна, утратив возлюбленного, погибшего в бою, собирает капли его еще не свернувшейся крови и разносит по лугу, окропляя ею цветы. А потом идет на край леса и находит там пчелиное гнездо, у которого время от времени является ей призрак ее возлюбленного, с которым она коротает любовное время до полуночи, утешаясь его не призрачными ласками. Получается так, что пчелы как будто синтезировали человека. И неудивительно. Что вы, коты ученые, скажете на то, что состав меда по микроэлементам на девяносто девять процентов совпадает с составом крови человека?

– Ага, батя, обезьяна от человека тоже на один процент по составу генома отличается. А разница какая, да?

– Я ему про Фому, он мне про Ерему. Я ему про химию, он меня микробиологией кроет. Слушай сюда, академия. Роберт Морган еще в конце прошлого века открыл, что египтяне для мумифицирования использовали два основных вещества: мед и нефть.

– Остроумно, ничего не скажешь, – хмыкнул я.

– А вот то-то и оно. Если мышь пролезает в улей, пчелы ее убивают, а трупик, чтобы не разлагался, мумифицируют прополисом. Еще пример. Ирод Великий, когда вырезал всю династию хасмонеев, оставил в живых ровно одного ее представителя – свою возлюбленную юную жену. Он страстно любил ее – как никого на свете. Но девушка не выдержала позора и кинулась с высоты, сломала себе позвоночник. Ирод велел поместить ее мертвое тело в ванну с медом, откуда потом, горюя, доставал полюбоваться.

– Папа, хватит сказки рассказывать, лучше налей нам твоей облепиховки распробовать, – Павел умоляюще посмотрел на отца.

Николай Иванович выключил медогонку и двинулся с нами к навесу, где стоял обеденный стол, накрытый старыми, невесть откуда взятыми цирковыми афишами. А я всё стоял и смотрел, как гаснет движение маховика в меде, струящемся, как переворачивающаяся под плугом пашня. Я представлял, как погружаю нагую Веру в мед и она там застывает до конца времен – обездвиженная, обезоруженная, вся моя, каждой клеточкой своего тела. «Да, что-то есть в том, что мед – поэтическая метафизическая субстанция. Язык способен удержать объект воспевания – в стихотворении, как в янтаре…»

Закусывали мы наливку ломтями сыра, который вызревал в алюминиевых армейских мисках, отчего его головки приобретали форму летающей тарелки. Рядом с навесом разбита была клумба, на которой полковник выращивал чахлые пахучие розы; их бледный аромат доносился сквозь клубящийся дым самосада, раскуренного Николаем Ивановичем в трубке, вырезанной из кукурузного початка.

1 ... 12 13 14 15 16 17 18 19 20 ... 40
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?