— Это я шучу. Дела идут на лад. Плетнев будет сотрудничать.

— И это все?

— Пока все.

— Шевелитесь быстрее, — проворчал Турецкий и отключился.

— И тебе жениха хорошего, — сказал Меркулов уже в пустую трубку.

Петр Щеткин сидел в пустом библиотечном зале и сосредоточенно просматривал подшивку старых газет. Периодически он что-то отмечал и записывал себе в блокнот. На столе перед ним стоял термос-кружка с холодным чаем. Щеткин, не глядя, отработанным движением протянул к нему руку, открыл, налил, выпил, закрыл — все так же, не глядя.

По залу развязной походкой прошел человек. Он остановился за спиной у Щеткина и с интересом посмотрел через его плечо.

Щеткин почувствовал себя некомфортно и обернулся. Он увидел мужчину лет тридцати пяти. Взгляд его был каким-то скользким, но в нем читалась жестокость, даже беспощадность. Сразу же становилось ясно: такой человек не может внушить ни доверия к себе, ни симпатии.

— Что пишут? — дружелюбно спросил мужчина. — Инфляция? Голод в Африке? Похитители тел из космоса?

Щеткин посмотрел на него с недоумением. Мужчина показался ему знакомым. Кажется, где-то он его уже видел… Или просто совпадение?

— Извините?

Мужчина отогнул лист газеты.

— Газетка-то старье! Я в восьмой класс пошел, когда ее напечатали… — И он прочитал вслух: — «…И несмотря на так называемую эпоху гласности, до сих пор замалчивается факт участия Советского Союза в гражданской войне в Анголе и столкновениях ее с Южно-Африканской Республикой…» Занимательно. Очень занимательно, Щеткин… Историей увлекаешься?

Мужчина присел рядом со Щеткиным. Щеткин спросил с раздражением:

— Что вам, собственно, нужно? Откуда вы знаете мою фамилию? И почему вы мне тыкаете?!

Мужчина ответил только на один вопрос — сказал весело:

— Мне-то ничего не нужно. А вот тебе явно адвокат понадобится. Я здесь, чтобы сообщить, что ты арестован, Щеткин.

Щеткин невольно поднялся. Мужчина продолжал сидеть. Щеткин чувствовал противный холодок, который прополз между лопаток. Да что же это такое, черт побери?!

— Представься, придурок! — сказал Щеткин, побагровев от злости.

— Капитан Цветков, Министерство внутренних дел, — сказал мужчина. И почему-то непоследовательно перешел на «вы». — Это вы невежливо сказали, гражданин Щеткин, очень невежливо. Зря. — Он встал, вынул из внутреннего кармана «корочку» и… локтем этой же руки резко ударил Щеткина в подбородок.

Щеткин согнулся от боли.

Цветков улыбался все шире, определенно у него было хорошее настроение. Он помахал корочкой перед искривившимся лицом Щеткина:

— Смотри-ка, ты умудрился оказать сопротивление работнику милиции… — Цветков крикнул в сторону двери: — Ребята, забирайте его!

В зале тотчас появились двое дюжих молодцов с короткоствольными автоматами.

Плетнев склонился над компьютером в кабинете Меркулова. Он смотрел то в монитор, где мелькали фотографии с места взрыва, то на спящего в глубоком кресле сына.

Меркулов стоял у окна и попеременно пил кофе и сосал валидол.

Они работали уже пятый час кряду и немного устали.

Плетнев покосился на Васю и сказал:

— Лучше бы нам все-таки домой поехать. А, Константин Дмитрич? — Его отношение к Меркулову претерпело коренное изменение за последние два дня — стало почтительно-уважительным.

— Имей терпение. Там сейчас порядок наводят. Еще пара недель косметического ремонта. Тебе самому разве не стыдно сына в такой свинарник приводить?

Плетнев вздохнул, покивал:

— Свинья я, конечно, это вы верно сказали. Свинья и есть.

— Не говори ерунды, — рассердился Меркулов. — Рассказывай лучше, что к чему.

Плетнев в очередной раз покосился на Васю:

— Константин Дмитриевич, а я вас ведь даже не поблагодарил за сына… Константин Дмитриевич! Вы даже не представляете, что вы за человек…

— Так, хватит! — грубовато оборвал Меркулов. — Давай-ка отойдем от комплиментарности. Лесть не меньше хамства затрудняет восприятие. К делу, я сказал!

Плетнев кивнул с облегчением:

— Это было в восемьдесят седьмом. В самый разгар боев с ЮАР… Мы даже называли город Куиту-Куанавале ангольским Сталинградом. Там сплошная каша была… А советское правительство отрицало даже само наше присутствие в Африке, притом что наши чуть не сотнями в плен попадали… Помню, ребята песню сложили такую дурацкую: «Нас тут быть не могло», что-то в этом роде… — Плетнев помолчал. — Для меня Ангола — это было только начало. Я, правда, на вертолетах не летал, мы в джунглях сидели, на реке Кубанти… — Он усмехнулся. — Мы ее Кубань называли…

— Что вы там делали?

— Набирали диверсионные отряды из местных племен. База у нас была — человек двадцать. По фамилиям мы друг друга не знали. Такие правила. Только имена и позывные.

Меркулов спросил:

— По фотографиям сможешь их опознать?

— Кого? — не понял Плетнев.

— Тех своих друзей, у кого были амулеты.

— Я-то смогу. Но, собственно, откуда вы возьмете эти фото? Мы же там нелегально были.

— Не твоя забота.

— Ну а все-таки?

— Я сделал запрос в ФСБ, — признался Меркулов. — Должны прийти личные дела всех, кто так или иначе имел отношение к тем вашим подвигам в Африке.

— Вряд ли они вам что-то дадут.

— Почему ты так считаешь?

— Потому что они никогда ничем не делятся.

— Посмотрим, — неопределенно ответил Меркулов. — В принципе я предусмотрел такую возможность.

— Не дадут, — повторил Плетнев. — Но все равно интересно…

— Что именно?

— Всегда хотелось посмотреть свое досье. Дадите взглянуть?

— И не мечтай. Маленький, что ли? Это, знаешь ли, закрытая информация. — Меркулов прищурился. — А вот так, навскидку, можешь сказать, кто из твоих сослуживцев мог бы заняться подобными вещами?

— Чем именно?

— Ну, там, специалисты по взрывам, например?

— Да какие специалисты? — пожал плечами Плетнев. — Тоже мне сложная работа… Любой мог!

И я могу. Изготовить бомбу при наличии армейского пластида — час работы.

Меркулов посмотрел на него испытующе:

— Так сколько все же осталось в живых из вас семерых?

— Не меньше пятерых, я думаю, вместе со мной. Потом бог знает, куда они после Африки подевались. Нашли, наверно, что-нибудь себе по душе. Для псов войны на нашей маленькой планете всегда найдется работа. Может, кто-то до сих пор воюет… А может, в офисе сидит, медитирует, пиво пьет, на амулет пялится.