— Нет, приятные воспоминания не причиняют боли. Они вроде вкуса персикового сока, сбегающего на подбородок с губ, или аромата жарящегося в очаге мяса. Ранят горестные воспоминания. Вот об этом лучше не задумываться.

— Что ж, вдовушка Скотт, можете наслаждаться своими приятными воспоминаниями, а я буду переживать свои, горестные. — Флинт откинулся на спину, надвинул на лицо шляпу и закрыл глаза.

— Только не подавись горечью, Флинт, — шепнула Гарнет, но так тихо, чтобы он не услышал. Потом свернулась калачиком и крепко заснула.

Утром Гарнет первым делом поспешила к капкану. На этот раз в ее силки попалась белка.

— На двоих не густо, — пробормотала она. — Но все же лучше, чем ничего.

Она принялась собирать валежник для костра, но тут краем глаза увидела какое-то движение в соседних скалах. Плоская голова, глаза без ресниц — из трещины в камнях выползла гремучая змея. Изжелта-коричневое тело беззвучно упало на землю, в воздухе мелькнул хвост с погремушкой, и рептилия поползла к пойманной белке. Зверек заверещал от страха и забился в силке.

— Не смей! — закричала Гарнет. — Зто наш завтрак, а не твой! — И стала швырять камнями в змею. Испуганная рептилия убралась восвояси.

Женщина развела костер и только поставила на огонь кофейник, как опять уловила движение — на этот раз рядом с Флинтом. Змея устроилась греться на солнце на камне рядом с его головой. Стоило Флинту проснуться и сделать неосторожное движение, и она могла молниеносно напасть. Гарнет побоялась, как в прошлый раз, прогнать ее камнями. Промахнешься, угодишь во Флинта — он резко вскочит и разозлит змею. Хорошо хоть оружие, как обычно, при нем.

Гарнет взяла палку и стала осторожно приближаться.

— Флинт, Флинт, — шептала она, — проснитесь, но только не двигайтесь. У вашей головы на камне змея.

— Слышу. — Он открыл глаза. — Оставайтесь на месте. Что-нибудь придумаю.

Но было поздно. Змея отпрянула и, угрожающе треща, свернулась для рокового броска. Гарнет метнулась вперед, пытаясь отбросить палкой, и в тот же миг вскрикнула — ядовитое жало впилось ей в руку. Флинт вскочил и, не давая рептилии улизнуть, пригвоздил извивающееся тело ножом к земле, размозжил камнем череп и обезглавил змею. И тут же повернулся к Гарнет:

— Укусила?

— Да.

Проводник мгновенно сорвал с себя шейный платок, соорудил из него жгут и перетянул ей руку. Потом осторожно уложил на землю.

— Не двигайтесь. Я мигом.

— Как-нибудь соображу, что после укуса змеи шевелиться не стоит. Забыли, что я южанка? Меня кусали и не такие змеи.

— Неудивительно, — буркнул Флинт и принялся нагревать над огнем лезвие ножа. — Черт возьми, я же вам велел не высовываться. А вы что задумали?

Его слова разозлили Гарнет. В конце концов, это ее укусила змея. И именно в тот миг, когда она спасала его шкуру.

— По-моему, совершенно ясно, что я задумала, — холодно ответила она. — Старалась прогнать змею, чтобы она не умыкнула белку, попавшую в мой капкан.

Подошел с ножом Флинт, взял ее руку и присмотрелся к двум отметинам на мякоти ладони как раз под большим пальцем.

— А теперь, миссис Скотт, поглубже вдохните. Как говорится, мне сейчас несладко, а вам будет и того хлеще.

Гарнет стиснула зубы, чтобы не закричать, когда он делал крестообразный надрез между двумя ранками. Потом наклонился, прижался губами к ее ладони, высосал яд, сплюнул и повторил это несколько раз.

Женщина ойкнула лишь однажды, когда на ранку потекло виски из бутылки. Флинт снял жгут и этим же платком перевязал ей ладонь и запястье.

— Похоже, ехать нам сегодня не придется. Слава Богу, вы избавились от большей части яда и он не будет разгуливать по вашему телу. Но потрясти потрясет. Так что давайте-ка укладываться в постель.

— Я вполне могу держаться в седле, — начала возражать Гарнет, но увидев, как Флинт закружился у нее перед глазами, жалобно попросила: — Мистер Маккензи, будьте любезны, оставайтесь на месте.

И рухнула к нему на руки.

Флинт подхватил ее, внес в пещеру и, опустившись на колени, осторожно положил на одеяло. Глупый маленький неслух, нежно думал он, разглядывая ее лицо. Пару следующих дней Гарнет придется нелегко. Что ж, воли к жизни в ней хоть отбавляй — не меньше, чем у загнанного в угол быка.

Он нежно погладил ее по щеке, откинул прилипшие к лицу волосы, провел пальцем по овалу подбородка.

Подумать только, сначала ему казалось, что она не особенно красива. Как он мог так заблуждаться! Гарнет была на редкость красивой женщиной.

Перед глазами Флинта так и стояла картина: обнаженная Гарнет на поляне — закат пламенит ее рыжие волосы, стройное тело цвета слоновой кости поражает своим изяществом, длинные ноги, крепкие груди достаточно велики, чтобы как раз уместиться в мужской руке.

Ох, эти ее чертовы груди! Если думать о них, можно сойти с ума! Флинт вспоминал их прикосновение, когда во время скачки на Сэме Гарнет прижималась к его спине.

А ее аромат! О Боже!

Тот единственный поцелуй бросил его в такой жар, который спалил бы весь Рио-Гранде.

Флинт положил ей ладонь на лоб и обнаружил, что лихорадка уже началась. Теперь, пока она не пройдет, оставалось только ждать и как можно меньше беспокоить больную.

Он разделал белку, сварил суп, но все время, как коршун, поглядывал на Гарнет. Женщина то выходила из забытья, то снова забывалась, что-то неразборчиво бормотала, так сильно металась, что однажды, чтобы успокоить, ему пришлось придержать ее на одеяле. Часто хваталась рукой за горло, точно ей недоставало воздуха, и это пугало Флинта больше всего — он опасался, как бы в такие моменты Гарнет не задохнулась.

Она не раз в бреду открывала глаза, но в сознание не приходила. А когда затихала, Флинт приподнимал ей голову и старался влить в горло несколько ложек бульона — он знал: чтобы одолеть лихорадку, ей понадобятся силы.

Всю ночь он ухаживал за ней: вытирал пот, менял на лбу влажные полотенца и, улучив момент, поил бульоном и водой.

К полудню на следующий день стало очевидно, что Гарнет поправляется. Она дольше оставалась спокойной, бред отступил, начала спадать лихорадка.

Гарнет закружило в водовороте постоянно меняющихся света и тьмы, холода и жара. По временам она вскрикивала от радости и тянула руку, чтобы погладить по щеке мать, но прямо под пальцами лицо обращалось в разукрашенную маску дикаря; радость Гарнет обращалась в страх, и смех сменялся рыданиями. Ее охватывал неимоверный ужас: навстречу ползла огромная змея и, разевая зубастую пасть, нацеливалась ее проглотить. Потом кошмар милосердно отпускал, и сквозь дымку забытья доносился голос Флинта Маккензи. Из непроглядного мрака она вплывала в пушистые белые облака.

Проснулась Гарнет от шипения и потрескивания дров в костре, открыла глаза и увидела Флинта, который сидел рядом с огнем, запихивая в рот кусочки мяса.