– Понимаю, – кивнул Роман. – Значит, у вас есть и другие картины из этой серии?

– Конечно. – Софья подошла к стеллажу. – Вот, смотрите.

Он смотрел – и тоже словно совершал на машине времени путешествие в восьмидесятые, семидесятые, шестидесятые, пятидесятые. Роман видел транзисторы и катушечные магнитофоны, телефонные будки и автоматы с газировкой, стеклянные конусы с соком, голубятни и катки во дворах, легковые автомобили, троллейбусы, автобусы и трамваи старых моделей. Перед его взором чередой проходили малыши в штанишках на помочах, мальчишки в серой или синей школьной форме и девочки в черных фартуках, длинноволосые юноши с гитарами и девушки, мечтающие над украшенными журнальными картинками «песенниками», озабоченные хозяйки с набитыми авоськами и старички на лавочках перед подъездом. Одни картины дарили ощущение радости, от других веяло грустью, но эта грусть казалась легкой, она не давила камнем на сердце и не вызывала ощущение тупой безнадежности, напротив, от нее еще ярче и острее хотелось жить. Жить и беречь то, что по-настоящему дорого.

Художница выжидающе глядела на него, и Роман заговорил, чувствуя, что ему вдруг стало очень трудно подбирать слова: – Послушайте, Соня… то есть Софья Васильевна… А почему вы не показали эти картины на презентации? Нет, нет, – спешно поправился он, – я не хочу сказать, что те ваши пейзажи плохи, что они слабее… Но эти картины… Это же что-то потрясающее!

– Ну уж, скажете тоже… – Софья в который уж раз за сегодняшний день сделалась пунцовой от смущения. – Ничего особенного в них нет. Это просто… просто мои фантазии, что ли… мой мир. Я пишу их для себя. И честно признаться, мне и в голову не приходило, что они могут кому-то понравиться. Они же очень специфичные, что ли… И явно не в тренде, как выразился ваш уважаемый эксперт.

– Да к черту этого эксперта! – не удержавшись, воскликнул Роман. – Что он на самом деле понимает!

Внезапно его посетила идея, и он поспешил поделиться ею с художницей:

– Софья Васильевна, я предлагаю вам партнерство. Не от имени своей компании, боюсь, это все же невозможно, а от себя лично. Я готов помочь вам сам, если вы согласитесь взять меня в совладельцы вашей галереи. В которой мы будем выставлять именно эти ваши картины.

Он вновь отметил, насколько выразительное у нее лицо, на котором мгновенно отразилась смесь изумления и недоверия.

– Вы шутите? – воскликнула она. – Кому нужны эти работы? Я еще понимаю – пейзажи, на них есть спрос. Но эта серия… Уверена, никто ничего не купит и вы только напрасно потеряете свои деньги.

– Ничего, риск не велик, я уже все продумал. Видите ли, у меня есть друг, жена которого одно время хотела открыть свой ресторан. Он купил ей помещение под него и сделал там прекрасный ремонт, но жена почему-то отказалась от своей задумки. Так вот, это помещение до сих пор пустует, и я легко договорюсь, чтобы его по сходной цене предоставили нам в аренду. Я готов оплатить эту аренду, скажем, на полгода, оборудовать помещение всем необходимым и профинансировать небольшую рекламу. А потом, когда галерея начнет приносить прибыль, мы будем делить ее пополам. Как вам такая идея?

Софья задумалась, все ее душевные метания читались на лице, и Роман наблюдал за их сменой не без некоторой тревоги. Он вдруг понял, что, если она откажется, его это огорчит. Сильно огорчит. Он уж и не помнил, когда последний раз случалось что-то, что могло бы настолько огорчить…

Наконец, Софья заговорила, и голос ее звучал твердо:

– Роман Михайлович, спасибо вам, конечно, за предложение, но я не решусь его принять. Очень сомневаюсь, что у галереи будет хоть какая-то прибыль. Вдруг дело не пойдет – и как я тогда смогу компенсировать вам затраченные средства?

Что ж, он был готов к такому ответу. И потому тут же предложил:

– А хотите пари?

– Что? – не поняла она. – Пари? Какое пари, о чем вы?

– Я предлагаю поставить на кон сумму, необходимую для полугодового существования галереи, – с улыбкой проговорил он. – Я считаю, что ваши картины будут пользоваться популярностью…

– Вот уж вряд ли!..

– …а вы говорите, что не будут. Если я окажусь не прав, значит, просто проспорю эти деньги. Ну что, идет? По рукам?

– Прямо не знаю… – Софья все еще колебалась, но, видимо, наконец отважившись, подняла на него глаза и со вздохом сказала: – Хорошо, уговорили. По рукам.

– Тогда давайте позовем Лизу, пусть она нас «разобьет».

– А я уже тут! – неожиданно раздался детский голос. Оглянувшись, Роман и Софья обнаружили девочку у себя за спиной. Похоже, она уже какое-то время была здесь, стояла в дверях и с любопытством слушала, о чем говорят взрослые.

– Разобьешь нас? – весело обратился к ней Роман, и та, бойко выпалив «Да!», с удовольствием ударила ладошкой по их рукам.

Садясь в свой автомобиль, Роман заметил, что ветер наконец-то стих. И даже вроде бы потеплело, вопреки предсказаниям синоптиков, – или ему это только кажется? Может, и кажется, но в одном он был уверен на все сто – этот осенний «ветер перемен» неожиданно принес в его жизнь перемену к лучшему.

Перемену, которой он по-настоящему рад.

«Семью семь – сорок семь, семью семь – сорок семь, семью семь…» Да знаю, знаю, что совсем не сорок семь, но вот привязалась же эта нелепая считалка, и все никак от нее не отделаюсь. Бывает такое – иногда навязчивая мысль преследует вас повсюду, словно мотив назойливой песни, без спроса ворвавшийся в голову, услышанный в магазине или маршрутном такси. И вы бы рады забыть об этой прилипчивой мелодии, но невольно то и дело ловите себя на том, что все еще напеваете ее. И снова, и снова… А потом приходите домой, набираете в поисковике обрывки строк – перебирая песню за песней, исполнителя за исполнителем, пока не найдете. Найдете и успокоитесь.

Однажды так случилось и со мной. Вот только прицепилась ко мне не песенка.

Известная косметическая фирма, лицом которой я являюсь, решила обновить свою рекламу. Начались съемки новых роликов. И в самый разгар этой довольно изматывающей и напряженной работы у меня в голове вдруг начало вертеться число «семь». Прицепилось и стало мерещиться везде. Конечно, возникло оно совсем не случайно, это число было частью слогана, который сопровождал видеоряд рекламируемых средств по уходу за кожей. Компания, а вместе с ней и я убеждали потенциальных покупательниц в том, что регулярное использование этих средств успешно устраняет семь признаков возрастных изменений кожи.

И вот, стоя перед камерами, привычно улыбаясь и произнося заученный текст, я все время думала об этом загадочном числе. Почему не пять признаков и не шесть? Не восемь, а именно семь? Что такого в этом загадочном числе? Это ведь совсем непростое число, с ним связано множество важных вещей. Семь дней недели, семь нот, за семь дней Бог сотворил мир, семь чудес света, семь цветов радуги, семь звезд в созвездии Большой Медведицы, семь ветров и даже седьмое небо, которое мы упоминаем, пытаясь выразить высшую степень счастья. Каждое словосочетание с семеркой казалось мне ярким, искрящимся – из тех, что доходят до самого сердца. Особенно мне нравилось думать о седьмом небе и о том, как было бы здорово, если бы косметологи придумали чудо-крем, способный круглый год поддерживать хорошее настроение и помогающий радоваться жизни даже в самые трудные минуты. «Семь признаков счастья…» – вдруг подумала я, давая название крему. И это название пришло ко мне так легко, как будто давно было на слуху, но все мои попытки вспомнить, где же я могла такое слышать, ни к чему не привели.