— И долга длилась ваша связь? — спросил Ганс.

Ашая, которая весь разговор смотрела в потолок, снова взглянула ему в глаза.

— Пару месяцев до того, как нас раскрыли, — пожала плечами девушка. — То ли кто-то подсмотрел за нами, то ли Калам сам похвастался кому-то. Отец был в бешенстве. Хотел Калама придушить. Но я сказала, что спалю родовую халупу вместе со всеми родственничками, и он остыл. Меня отослал подальше, написал последнюю волю, чтоб я ничего не получила после его смерти. И Калама мне отдал в прислугу, пожелав, чтоб он меня прирезал в постели.

Повисла пауза.

— А что Калам? — спросил Ганс.

— С ним интересно, пока это опасно, — ухмыльнулась Ашая. — Я прожила с ним, так как жила в родовом гнезде, ровно месяц. Он мужлан. Не в смысле потому, что слуга. А потому, что ничего не знает и не хочет знать. Его интересует лишь выпивка и развлечения, причём достаточно примитивные. Он может в трактире иной день от заката до рассвета ошиваться. Или пошлёшь его на охоту, и он, за место того, чтоб принести то, что нужно, перебьёт в ближайшем лесу половину дичи «про запас». В общем оказалось, что кроме того, что я скучающая княгиня, а он простолюдин, у нас общих интересов то и нет… Да и не было никогда этой любви… Просто мне было скучно и хотелось показать родителям, что я не такая уж идеальная опора для семьи… Я хотела его отослать, но формально он подчинён мне через отца, а тот и слышать ничего не хотел, чтоб его в войско взять или на иные работы. Сказал, чтоб я теперь сама о его шее заботилась.

— Я его женила, — после некоторой паузы продолжила маг. — На Милене, ты её видел. А их дочь — Талиа. Та малышка, которая тоже нас вышла встречать. Он не хотел жениться, но я его заставила, и стала следить, чтоб он их не обижал и вообще был паинькой. Хотя иногда им всем доставалось. Я ещё та фурия. Но и мне иногда бывает одиноко. Особенно тяжело им было именно в те моменты… Хотя… это путешествие что-то во мне поменяло.

Снова наступила тишина.

— Ну, так, — она легла на бок и заглянула хитрым взглядом в глаза Гансу. — Я открыла тебе глубины своей души. А ты не хочешь изведать иные глубины?

Он смотрел на Ашаю в свете полной луны. И, хоть она не была так шикарна, как скажем Олетта или даже Кольгрима, у неё был свой шарм маленькой и беззащитной девушки, которая, впрочем, может позвать на помощь пару здоровых големов или заставить землю у тебя под ногами разверзнуться. Что-то было в этих худых ногах, покрытых буграми мышц, заработанными в путешествии, в подтянутом животе, острой маленькой, помещающейся в руку груди, маленьких рожках и взгляде, что не требует возражений.

— Только сразу условимся, — зазывно улыбнулась Ашая. — К тебе приходит по моему наказу Кавата. Ты не делаешь это в неё, мне не нужна служанка с пузом. Я сплю в своей комнате. И всё происходящее здесь чистой воды твоя фантазия.

Ганс облизнул губы, и улыбнулся. Он был весь напряжён. Она тоже улыбнулась. Такой игривой улыбки Барон не видел на её лице никогда.

— Эта служанка была сегодня очень нерасторопна, — Ашая ухватила его рукой чуть ниже пояса и потянула к себе. — Пожалуйста, накажите её, Господин Барон.

Ганс оказался сверху и навис над ней на вытянутых руках, а она обхватила его бёдра ногами и провела худыми пальцами по груди.

— Чего вы ждёте Барон? — спросила Ашая игриво. — Неужели такому человеку как вы нужно особое приглашение?

Ганс совершил движение. Внизу у неё было уже все мокро, видно, что ей тоже тяжело, и уже давно. Он слегка упёрся в её губы, и в следующий момент проскользнул внутрь, а она закатила глаза и приоткрыла в экстазе рот, томно выдохнув. Ганс двигался осторожно, слишком много времени он терпел, и теперь быстрые движения могли окончить их вечер раньше времени. Внутри было неё даже очень горячо и влажно. «Как в жерле вулкана», — пронеслось у него в голове.

Вдруг Ашая посмотрела на Барона взглядом полным страсти и желания и вцепилась в его предплечья своими пальцами так сильно, что кончики под ногтями побелели. Он почувствовал, как его сжали ритмичными сокращениями. Его самого повело и Ганс успел лишь в последний момент вытащить, отчего все полетело на её тело.

Он лежал на боку и смотрел, как в лунном свете вздымается грудь, запачканная им самим пару мгновений назад. Часть того, что попало на живот, скатилось в ложбинку, образованную между мышцами пресса и костями таза. Ашая тяжело дышала: от накатившей на неё волны эйфории у неё перехватило дыхание. Дыхание и самого Ганса сбилось, хотя нельзя сказать, что он запыхался.

Он посмотрел на её худое лицо.

— Спасибо, Кавата, — пошутил Барон. — Ты все сделала хорошо.

— Не за что, — выдохнула Ашая, и её губы слегка искривились в улыбке. — Возможно, хозяйка пришлёт меня ещё. Это было хорошо, но слишком мало.

Она хлопнула Ганса по плечу и поднялась с кровати. Всё оставленное им потекло, и Ашая схватила с изголовья кровати его халат, который тот получил в купальне, и вытерлась.

— Ранета утром придёт будить тебя на завтрак, — посоветовала хозяйка. — Отдашь его ей, скажешь, что запачкал нечаянно.

— Не очень вяжется с твоей историей с Каватой, — улыбнулся Ганс.

— Ранета умна, — кивнула Ашая. — Лишнего не спросит и слова не скажет. На базаре языком не треплет. Ей можно доверять.

— А Кавата? — спросил Барон.

— У Каваты задание, — улыбнулась хозяйка. — Как все лягут спать, она тайно идёт проверять золото в тайнике, вино в погребе и реликвии в хранилище. Так чтоб о том, что я вам не доверяю, не знала ни прислуга ни вы. За секретность она получит золотой.

Ганс откинулся и беззвучно засмеялся.

— Держите и вы язык за зубами, господин Барон, — кинула на прощанье Ашая.

* * *

В библиотеке Роксана не спала. Она уже исписала заметками и вычислениями огромное количество бумаги. На полу в беспорядке валялось три фолианта. Один из них был заимствован из библиотеки Ашаи и представлял собой старый трактат по оружию какого-то мыслителя, что столетие назад жил в Серных горах. Два других — книгами самой Роксаны, которые она смогла разыскать на развалинах замка Вечного Господина.

Девушку аж трясло от одержимости. Алхимик чертила и выписывала мысли, занесённые в фолианты. Носовой платок, которым она после перьев вытирала руки, загрязнился чернилами. Темные подтёки покрывали светлые растрепанные волосы и лицо, но Роксана не останавливалась.

Олетта спала. Ей снова снился город на западе с огромными белыми башнями и синим морем. Мать пыталась договориться с мореплавателями о путешествии на восток, но никто не хотел им помогать. В конце сна всегда происходило одно и то же — они уходили с пирса и на базарной площади встречали Дариуса Рыжего — покойного названого отца Олетты.

Дайонизосу не спалось. За окном шумел ветер, а его обострённый слух слышал, как по дому постоянно ходят люди. Вот кто-то прошёл в подвал, вот прошмыгнул мимо его двери. Где-то на этаже парочка явно скрипела досками пола. Не то, чтобы Дайонизосу было завидно, но он хотел бы, чтоб все уже легли спать и не мешали ему вознёй считать овец.