Молодой кочевник скакал через бескрайнюю золотую степь. Она была вечна, как небо и боги, и простиралась дальше, чем моря, о которых ему рассказывали бабки. И вся она принадлежала его дяде. Его дядя — Великий Хан, объединил орду кочевников. Ему подчинялись все народы мира на западе и на востоке. Ему присягали и платили дань.

Но в самой орде находились глупцы, которые восставали против Великого Хана, попирая его право сильного на владение всем миром. Суд над этими глупцами был скор и жесток.

Утром всадник слышал, как отец говорил, что рядом с их стоянкой недавно произошла сеча с теми, кто не покорился Великому Хану. Мальчику до смерти хотелось увидеть такое место, которое он, подрасти и возмужай, будет оставлять за собой при встрече со своими врагами. Отец запрещал ему выезжать со стоянки без охраны. Но нарушив наказ отца, сын скакал к месту, где он должен был увидеть смерть и презреть её.

И вот, его конь споткнулся и чуть не сбросил седока. Осадив животное, он присмотрелся и понял, что на земле лежало вниз лицом тело с копьём в спине. Мальчик спешился и пошёл дальше. То тут, то там в высокой траве он видел тела людей и их ездовых животных. У кого-то из них отсутствовали части тела, кто-то уже распух от жары, и все они были истерзаны воронами.

Пройдя полверсты, племянник Хана поднял целую стаю ворон на месте, где две армии сошлись в смертельном поединке. Трупы людей и мёртвые лошади валялись друг на друге, образуя вал из гниющей и смердящей плоти, сломанной и размазанной по траве вокруг.

Один только старый ненормально большой ворон не улетел. Он, вроде и не замечал человека, продолжал копошиться в мертвечине клювом, выискивая на гниющих телах места посвежее и помягче. Иногда ему удавалось, отодвинув иную руку или ногу, поживиться глазом, до которого более мелкие сородичи добраться не сумели. При этом, расправившись со своим лакомством, он махал клювом из стороны в сторону, воздевал его к небу, а потом хохлился, явно смакуя послевкусие.

Завороженный действиями Ворона, мальчик наблюдал за ним, затаив дыхание. Заметив слежку, ворон начал приближаться к человеку, скачками с тела на тело, он поравнялся с наблюдателем. Несколько мгновений ворон смотрел на мальчика, а мальчик на ворона.

Наконец клюв животного раскрылся, и он заорал на всё поле:

— Хан, хан, великий хан.

Мальчик отпрянул, он хотел бежать, но какая-то неведомая сила удержала его на месте. Ему было до ужаса интересно, что скажет ворон.

— Ты хочешь быть Ханом, мальчик? — прокаркал ворон.

— Я буду Ханом, — возразил мальчик.

— Но не Великим, — снова раскрыл клюв ворон.

— Может и Великим.

— Нет, — каркал ворон. — У Великого Хана будут свои дети и они будут Великими Ханами.

— И что? — задал вопрос племянник Хана.

— Я могу помочь тебе стать Великим Ханом, — посулил ворон.

— А что требуется от меня? — сразу сообразил мальчик.

Ворон вспорхнул, перевернулся в воздухе и превратился в человека с головы до пят скрытого длинным пурпурным плащом, из-под капюшона которого практически не было видно лица.

— Лишь слушать моих советов, — произнёс человек низким властным голосом.

Мальчик вспомнил сказки, что ему рассказывали бабки.

— Ты джин? — спросил он.

— Я лишь скромный слуга будущего Великого Хана, — поклонился человек в плаще.

— Как зовут тебя, о слуга, — спросил мальчик, приосанившись.

— У меня нет имени, — ответствовал слуга.

— Я буду звать тебя — Ворон.

Ночь опустилась на Вечный город Поднебесной. Император великого восточного народа спал, не тревожим ни криком совы, ни трелью сверчка. Стража шествовала в чинном благородстве по центральным улицам города, где жила знать. Они прошли вокруг дворца, внутри которого Каменные воины — личная гвардия императора, не смыкала глаз.

Но ни бдительность, ни тишина кварталов высшего света не помогли охране дворца обнаружить две фигуры, которые пробирались к хранилищу реликвий династии Императора.

Фигуры то застывали во тьме, то перебегали от одного укрытия в другое.

Двое стражников стояли перед хранилищем, еще трое играли в маджонг в домике рядом.

— Как у тебя с Мин? — спросил один из охранников, изнывая от скуки, у другого.

— А, — махнул рукой тот. — Лучше бы отец позволил мне жениться на Мэй. Та хоть покладистая. А Мин строптива — даром, что из состоятельной семьи.

— Ну, а ты научи её, — посоветовал первый.

— А что её учить? — вздохнул второй. — Убить её не могу — уж больно неудобно будет перед родственниками, все они так радовались, что породнились с Чэнями. А бить её бесполезно, она только ещё хуже начинает делать — назло. Знает, что не убью.

— Да, попал ты, — покачал головой первый.

Вдруг все споры и возмущения из домика, где играли в маджонг, стихли. Наступила полная тишь, которая звенела и отдавала страхом где-то в затылке.

— Ты слышишь? — сказал первый охранник.

— Что?

— Как будто шаги, только что?

— Я ничего не слышу, что меня больше всего напрягает, — пожаловался второй.

— Ты прав, — ответил первый. — Заснули они там за своей игрой что ли?

— Сходишь, проверить? — ответил вопросом на вопрос второй.

В разговоре повисла пауза. У первого жутко сосало под ложечкой щемящее чувство, что ходить не стоит. Но с другой стороны, стоять и глупо пялиться во тьму, пока рядом происходит что-то неладное — занятие более чем неблагодарное.

— Ладно, — выдохнул наконец первый. — Я пойду. А ты — стой и следи, чтобы никто не вошёл в хранилище.

Стражник отошёл в домик, держа на изготовке нагинату и молясь, чтоб сослуживцы не посмеялись над ним за его нелепый вид. Второй остался перед входом, вслушиваться во тьму. Прошло совсем немного времени, как звуки быстрых шагов возвестили оставленного одного о возвращении напарника. Он всматривался в темноту, ожидая увидеть очертание знакомого доспеха, но из тьмы вышел совершенно другой человек.

Высокий и рослый, в чёрном плаще, он держал в правой руке короткий меч. Охранник выставил вперёд нагинату, готовясь к бою и продумывая первый свой выпад. Но его планам не суждено было сбыться. Откуда-то сбоку по древку был нанесён удар, что рассёк деревяшку надвое. Страж обернулся, чтобы увидеть лицо нападавшего, однако ничего не успел сделать. Тёмный силуэт метнулся к нему, и он ощутил удар в лоб, что сбил его с ног и потушил внутри головы огонёк сознания.