– Знаешь, что удивительно? – Агата решила озвучить свои мысли. Поставила стакан с соком на стол и посмотрела на подругу. – Мы с тобой так мало знакомы, а ты для меня сделала больше, чем любой другой за всю мою жизнь. Разве так бывает?

– Бывает-бывает, – улыбнулась Мила. – Это называется «женская дружба».

– А она существует?

– Конечно! Ты не замечаешь?

– Мне казалось, что бескорыстная, искренняя дружба существует только на страницах книг и в кино.

– Глупости! Она существует, но люди не замечают и не дорожат. Человек порой живет и не понимает, что он счастлив. Только когда теряет все, начинает что-то осознавать. Ну, знаешь, в голове щелкает, а изменить уже ничего нельзя, потому что потеряно… Я рада, Агата, что мы с тобой встретились в реальности и так подружились. Я очень это ценю.

– Я тоже! – Агата искренне улыбнулась.

– А вообще, я очень закрытый человек.

– Да?

– Ну, это рядом с тобой я не боюсь открывать свою душу. А других остерегаюсь близко подпускать. Стараюсь не показывать, как больно и грустно мне на самом деле.

Мила изменилась в лице. Взгляд мгновенно потускнел, со щек исчез румянец. Агата встревожилась:

– Почему тебе больно и грустно?

– Когда ты сказала, что тебя шантажирует муж, и что ты поедешь к нему на встречу, мне стало страшно. Ко мне снова вернулось чувство, острое такое, изматывающее, чувство безвозвратной потери, как будто зияющая дыра в душе. Я ее залатала, но она опять открылась. Я боюсь тебя отпускать, потому что ты можешь не вернуться. Он или заставит тебя с ним жить, или покалечит, или…

– Подожди. Чувство потери? Однажды ты говорила мне об этом…

Мила опустила глаза. Агата поняла, что она не хочет рассказывать о своих тайнах. Но долго держать боль в себе – опасно. Поэтому решила все-таки вызвать ее на откровенность:

– Расскажи мне, что у тебя случилось, из-за чего это чувство потери?

Подруга встала и нервно заходила из угла в угол. В наступившей тишине было слышно, как тяжело она вздыхает, как нервно постукивает пальцами то по подоконнику, то по столу, то по холодильнику. Агата следила за ней глазами, но не торопила. Пусть настроится, пусть соберет всю свою печаль и выплеснет наконец, пусть ей станет легче.

– Помнишь, я говорила тебе, что у меня тоже есть фотография, которую прячу? – наконец заговорила Мила.

– Ну да, какие-то расплывчатые фразы…

– Сейчас все расскажу. Если, конечно, смогу подобрать слова…

Агата ковырнула вилкой в салате. Руки дрожали, а повисшая пауза усиливала напряжение. Очевидно, что разговор будет непростой, поэтому она терпеливо ждала. Смотрела на город, окутанный пеленой дождя, на железные хребты крыш, подернутые красной ржавчиной, и на какой-то миг забыла, где находится. Воображение уже нарисовало завораживающую картинку: вот она ходит по пустынной набережной, подставляет лицо холодным каплям, вдыхает свежий густой воздух и становится частью этого удивительного мира… Но стоило тряхнуть головой, как видение развеялось, и ей осталось лишь пообещать себе, что когда-нибудь она наяву повторит то, что увидела сейчас в мыслях. Отправится гулять под дождем, капли будут стучать по зонтику, а сердце – биться быстрее от ощущения счастья… Но хватит мечтать. В эту минуту она нужна Миле. Перевела взгляд на подругу и заметила, что та, обычно радостная и позитивная, сейчас выглядела удрученной, а ее тоска была такой сильной, что чувствовалась в каждой молекуле воздуха.

– Когда-то у меня была сестра, – наконец начала Мила, нервно заправив локон за ухо. Агата не сразу поняла, что она говорит о сестре в прошедшем времени. – Мы жили здесь вместе, она – в моей теперешней комнате, а я – там, где сейчас ты. Она с детства мечтала стать писательницей. Ну, не такой, как я, не автором самиздата, а издающимся писателем, с именем. Знаешь, она писала замечательные книги. Она была умной, красивой, она была как… как… как солнце в ненастную погоду, – Мила с грустью посмотрела в окно и поднесла пустую вилку ко рту. Потом, опомнившись, бросила ее в тарелку.

Агата слушала молча. По коже холодок прошел, когда встретилась взглядом с подругой. В глазах стояла такая невыразимая тоска, такая глубокая, укоренившаяся боль, что стало не по себе.

– Ее мечта сбылась: она заключила договор с одним крупным издательством и успела увидеть, что ее роман раскупили за три дня. Представляешь? Все экземпляры. За три дня! А через месяц она умерла.

Дождь швырнул в стекло пригоршню капель, и Агата вздрогнула.

– Как – «умерла»? – вырвалось само собой.

– Инфаркт. А ей было всего двадцать с небольшим. Молодая совсем. Постоянно нервничала, все близко к сердцу принимала. Мы с родителями переживали за нее, пытались как-то отвлечь, но она сильно увязла в интернет-пространстве. Много общалась с авторами, а писательский мир – то еще болото. Вечные интриги, зависть, лицемерие. Как только дела пошли в гору – ее сразу начали топить, причем те авторы, с которыми она дружила. Устроили травлю, вовлекли в скандал, написали разгромные рецензии… Все это по ней ударило. Никто, наверное, не думал, что это ее убьет… Когда мы устраиваем холивары в интернете, мы не предполагаем, что чувствует человек по ту сторону монитора. И моя сестра не выдержала этой травли. Сердце схватило и… даже до больницы не довезли.

Мила замолчала. А дождь продолжал размеренно барабанить по подоконнику, словно пытаясь прервать эту тягостную тишину.

– Ее звали так же, как тебя. Агата. Агатка. Гатуля, как называла ее мама. У нее были каштановые волосы, а незадолго до смерти она сделала тонирование и стала рыженькой.

Агата до боли вжалась в спинку стула.

– С тех пор, чтобы выкарабкаться, как-то притупить боль, я стала писать книги. Пыталась чувствовать их так же, как она. Перебрала ее черновики, нашла наработки и решила продолжить то, что начала она. Я не гналась за славой или успехом, просто хотела реализовать ее планы. Книги подписывала так: «Агата и Мила Черновы». Чернова – это ее псевдоним, я решила его оставить. На самом деле мы Чепурновы. Ну неважно… Я пыталась продолжить ее дело, удержать ее мечту, но у меня ничего не получилось. В отличие от нее, я пишу ерунду.

– Ты неправа, – попыталась возразить, но пламенный жест собеседницы заставил замолчать.

– Ты просто не читала ее работы. Она была гением. Без преувеличения. Ее книги до сих пор издаются и раскупаются. Остальные законченные я сама сдала в издательство, но деньги не трачу, берегу. Это же ее деньги, я не имею права ими пользоваться… Ладно, не об этом речь, я другое хочу сказать, – Мила смахнула слезы рукавом водолазки болотного цвета. Потом съела немного салата, запила соком и продолжила: – Когда я увидела твою фотографию в соцсетях, то почувствовала что-то странное. Как будто сестра стояла рядом и прикоснулась к моему плечу. Я решила, что мне показалось, что это нервное и совсем ничего не значит. Мы общались, я больше не сравнивала тебя с ней. Меня заинтересовали твои работы, обложки понравились моим читателям и увеличили доход, я была рада нашему сотрудничеству. Но когда ты прислала мне то сообщение… – Мила пронзила взглядом, а Агата быстро отвела глаза. Не хотелось вспоминать. – Я поняла, что должна выручить тебя, что это знак. Ведь часто жизнь посылает нам таких людей, которые помогают нам или которым помогаем мы, это нужно для чего-то, такой круговорот добра во Вселенной. Да и вообще, все мы, как говорят в церкви, братья и сестры, – уголок ее рта нервно дернулся. – И вот, когда ты поселилась здесь, мне впервые за столько лет стало так легко на душе, будто я вернулась в то время, когда Агата была жива. А теперь ты уезжаешь и, может, больше никогда не вернешься…