Урок, который не так давно преподала Маймуна дочери, уже забылся, и теперь Амаль ежедневно прибегала в кузню отца, чтобы принести свежеиспеченные лепешки или якобы забытый отцом халат, унести посуду, которую забыла захватить вчера, или просто минуту-другую поболтать с всегда доброжелательным Синдбадом.

Не укрылось от Маймуны и то, что как бы ровен и почтенен ко всем вокруг ни был юный Синдбад, при виде Амали в глазах его разгорается пламя, а губы неизменно украшает нежная улыбка. Одним словом, не только Амаль была увлечена юным подмастерьем отца, но и он готов был влюбиться в девушку.

– Не понимаю, прекраснейшая, почему тебя так тревожит это? – как-то вечером пробормотал Дахнаш, когда жена поделилась с ним своими опасениями. – Синдбад славный парень, сильный, мудрый. Отчего бы ему не влюбиться в нашу девочку?

Маймуна лишь глубоко вздохнула. Какой-то частью своего разума, быть может, более присущей джиннии Маймуне, она осознавала, что нет нужды беспокоиться о дочери, что девочка в силах постоять за себя… И что тот скорпион, в которого превратится неудачливый возлюбленный, будет ничуть не страшнее любого иного скорпиона, что… «Не стоит беспокоиться о маленькой ведьме!» – именно это твердила Маймуна-джинния Маймуне-матери.

Однако та уже в сотый раз удерживала себя от того, чтобы вновь войти в комнату Амали, чтобы еще раз напомнить о том, что нельзя ей, дочери колдовского народа, вновь обращать внимание на сына рода человеческого, что ничего хорошего ждать от такого союза не следует, как нельзя ждать чего-либо радостного от встречи холодных океанских вод с горячей душой извергающегося вулкана.

Но все же в комнату к дочери не входила и повторять свои слова не решалась. Увы, пылкая и бесшабашная джинния все чаще уступала место заботливой матери – подобной всем иным матерям, беспокоящейся денно и нощно о благе каждого из своих детей, какими бы взрослыми те ни были. И, увы, прислушивающейся к голосу своих опасений куда усерднее, чем к гласу разума.

Дни пролетали за днями, но интерес двух юных сердец друг к другу не иссякал – скорее наоборот: ни Амаль, ни Синдбад уже не мыслили ни дня друг без друга. Если днем девушка не прибегала в кузню отца, то вечером Синдбад и Дахнаш вдвоем возвращались к уютному очагу и щедро накрытому столу.

Дни незаметно складывались в недели, затем в месяцы. Так прошло более полугода с того вечера, как юный Синдбад в первый раз переступил порог дома своего нанимателя.

В тот вечер (как казалось Маймуне, злополучный) порог дома Дахнаш переступил один. И был вечер этот слишком ранним – до заката оставалось еще несколько часов.

– О муж мой, что случилось? – всерьез испугалась джинния. – Несчастье?

Дахнаш гулко расхохотался.

– Прекраснейшая, ты стала совсем человеком – обычной пугливой девчонкой! Ничего не случилось. И, думаю, не случится в ближайшие дни.

– Но отчего ты в столь ранний час вернулся домой?

– Ибо я получил весточку, что мой названный старший брат – ифрит Бохрам – ищет встречи со мной. Вот я и оставил кузню на Синдбада, а сам прибежал к тебе, дабы ты вместе со мной встретила уважаемого гостя.

Маймуна покачала головой – ее сердце не ликовало в предвкушении этой встречи, но и не печалилось. И это джинния решила счесть хорошим знаком. О, как же сильно она ошиблась – знак то был дурной, но узнала достойная колдунья об этом куда позже.

Сейчас же Маймуна, пожав плечами, лишь порадовалась, что Амаль с самого утра отпросилась вместе с соседкой и ее дочерью – глупой донельзя и донельзя же навязчивой Джамилей, – на ярмарку, которая раскинулась на полудень от главных городских ворот. Теперь можно было, не принимая привычного уже человеческого облика, заняться приготовлениями к встрече уважаемого гостя.

Даже в своей колдовской ипостаси Маймуна едва успела сделать все, чтобы достойно встретить названного брата мужа. Однако тот, против ожиданий, вошел неспешно в калитку именно в человеческом облике. Более того, его сопровождал юноша, чем-то на него похожий и точно так же одетый.

– Да сохранит Аллах всесильный и всевидящий этот дом на дюжину дюжин лет! – воскликнул достойный негоциант, под личиной которого прятался ифрит Бохрам. Воскликнул так, чтобы его слышали все собаки на всех окрестных улицах. Однако от взгляда Маймуны, мгновенно принявшей человеческий облик, не укрылся охранительный знак, которым осенил себя сей тучный гость.

«Защищаешься, толстяк… – С удивлением Маймуна заметила, что гостю она нисколько не рада, как не ждет от его визита ровным счетом ничего хорошего. – Защищаться-то любой неумеха может. А ты попробуй прожить среди людей без всяких амулетов и заговоров… Попробуй терпеть каждый раз боль, что пронзает тебя даже при случайном упоминании повелителя всех правоверных…»

– Брат мой, – Дахнаш раскрыл гостю объятия. – Сколь долгой была наша разлука!

– И сколь сладкой стала встреча! – Толстяк не без опасения нырнул в объятия хозяина.

Маймуна наблюдала за встречей братьев, но почему-то без малейшего умиления. Скорее она чувствовала себя зрителем, который тайком пробрался в балаган и теперь наблюдает за достаточно удачной репетицией.

Наконец гости умостились за столиком, наконец опустился на подушки и сам Дахнаш. Позволила себе присоединиться к мужу и Маймуна. Здесь, за высоким дувалом, вдали от людских глаз, она не считала нужным соблюдать иные, нелепые, на ее взгляд, традиции и обычаи.

– Почтенные хозяева, – с легким поклоном начал толстяк-гость. – Должно быть, вы увидели сходство между мной и этим юношей. Да, это мой сынок, достойный и умелый Джидрис. Не так давно он стал самым успешным выучеником твоего, о прекраснейшая, отца, великого Димирьята.

Маймуна склонила голову так, чтобы ее кивок заметил лишь самый внимательный.

– Он же, о уважаемые, поделился со мной радостью от того, что вы наделили его прекрасной внучкой, умницей и красавицей Амалью.

«Интересно, откуда мой батюшка знает, что Амаль умница и красавица? Он же ее видел один-единственный раз в тот день, когда малышке исполнилось пять… Похоже, толстяк привык льстить и теперь уже не может иначе вести беседу даже с самыми близкими…»

– Да, – Дахнаш самодовольно кивнул. – Амаль выросла умной и прекрасной дочерью, достойной своей великой матери…

– Тогда, полагаю, не следует нам, почтеннейшие, ходить вокруг да около. Думаю, о нет, я уверен в том, что мой сынок станет прекрасным мужем для вашей дочери. Он просто горит желанием соединить свою судьбу с судьбой дочери самого Дахнаша!

«И внучкой самого Димирьята, великого повелителя колдовского мира! – не без злорадства подумала Маймуна. И тут же вынуждена была одернуть сама себя. – Хотя лучшей пары для Амали нам не сыскать, ибо пусть юноша и обременен столь неприятными родственниками, однако быть выучеником моего уважаемого отца и отпрыском колдовского народа вовсе немало. Вот только как обо всем этом сказать Амали?»

Видимо, сомнение все же пробилось через маску гостеприимства.