– Ну, во‑первых, в седельных сумках имеются шерстяные одеяла.

Тери удивленно подняла брови:

– Откуда ты знаешь?

– Проверил.

Когда же он успел?

– Тогда что нам еще нужно?

– Что‑нибудь, что можно постелить на земляной пол.

Терстон остановился, и Тери огляделась вокруг.

– Здесь так грязно…

Он усмехнулся:

– Детка, это шахта, а не люкс в пятизвездочном отеле.

Терстон в который раз посмотрел на часы. Тери заметила, что он делает это довольно часто.

– И сколько сейчас времени? – спросила она.

– Восемнадцать ноль восемь, – четко по‑военному отрапортовал Терстон. – Опа! Я надеялся рано или поздно наткнуться на что‑то подобное. – А обнаружили они несколько кормушек с сеном для лошадей. – Теперь нам не придется спать на грязном земляном полу. Но тебе и так не пришлось бы.

Тери удивленно подняла брови:

– А где бы я спала?

Терстон одарил ее греховной улыбкой, которую она всегда считала неотразимой, и ответил:

– На земляном полу спал бы я, а ты – на мне. Правда, вряд ли мы выспались бы.

Он, похоже, не шутил, и это заставило сердце Тери ускорить ритм. Соприкосновение их тел всегда воспламеняло в них огонь желания, и они могли заниматься любовью где угодно. Одна мысль о некоторых их сексуальных экспериментах заставила Тери покраснеть. Терстон даже немного возгордился – оказывается, он еще может вызывать краску на щеках жены после десяти лет брака и рождения четверых детей.

Терстон оглянулся на Тери и снова лукаво улыбнулся ей.

– Итак, сено или я? Мое предложение остается в силе.

Хотя фонарь от сотового телефона еще работал, светил он уже не так ярко, но все же достаточно, чтобы видеть Тери. И Терстон вспомнил, какое впечатление она произвела на него в момент их первой встречи. Ошеломляющее! Тонкая талия, крутые бедра, аппетитная грудь, чертовски привлекательная попка. Но Тери была не только красива, но и умна.

Он по‑прежнему восхищался своей женой. Тогда откуда все эти проблемы в их браке?

Терстон вспомнил, что сказал ему тогда семейный психолог, так раздражавший его доктор Блюм. Он – человек, запрограммированный беспокоиться по пустякам. И доктор был прав. Терстон честно пытался контролировать себя, но потом снова срывался.

– Чем же оно привлекательнее по сравнению с сеном?

– Можно снова заняться любовью. – Терстон не мог придумать лучшего способа провести время.

– Мы не можем заниматься любовью.

– Почему? Мы же делали это совсем недавно. Вчера. Поздним вечером. На рассвете…

Тери нервно прикусила полную нижнюю губу.

Заинтригованный, Терстон внимательно следил за ней. Он давно не видел, чтобы она так делала. Его жена была явно чем‑то обеспокоена. Но чем?

– Я помню это. Но повторять мы не станем.

Терстон был в недоумении.

– Почему? Что происходит, Тери? – Он действительно ничего не понимал.

– Для этого есть две причины, Терстон. Во‑первых, занятия любовью служат лишь пластырем на гноящейся ране наших отношений. Это не решение проблемы.

Он был обескуражен. Когда они поженились, Тери добровольно приняла образ жизни мужа, отказалась от собственной карьеры, чтобы заниматься семьей и домом.

– Мы справимся с этим, Тери.

– Как? Занимаясь любовью? Я устала от того, что ты думаешь, что это все, что мне нужно. А мои чувства? Они не в счет? Мне нужно от тебя, Терстон, гораздо больше чем секс. Я хочу, чтобы ты понимал меня, доверял моим решениям, уважал меня и ценил не только в долгих отлучках, но и по возвращении домой. Ты уже давно воспринимаешь меня как должное.

Вот теперь Терстон понял, что она хотела ему сказать.

– Хорошо. Я тебя услышал. А вторая причина?

Тери снова прикусила нижнюю губу, прежде чем ответить:

– О ней я должна была сказать тебе еще вчера. До того, как мы занялись любовью.

– Да говори уже!

– Дело во мне.

– Что с тобой не так, Тери?

И снова закушенная нижняя губа.

– Дело в том, что я не принимаю противозачаточные таблетки.

Глава 7

Терстон еще продолжал идти, но при этих словах Тери застыл на месте. Наверное, мгновенно вспомнил, сколько оргазмов они испытали совместно за последние двадцать четыре часа. Достаточно, чтобы зачать кучу детей согласно последним научным утверждениям. А уж одного‑то… Шансов было предостаточно.

– Почему ты меня об этом не предупредила?

Тери могла бы назвать ему множество причин, но все они сводились к одной:

– Я так отчаянно соскучилась по тебе, что больше ни о чем думать не могла.

– Это я могу понять.

Еще бы! Первые дни после каждого возвращения Терстона они были ненасытны и безудержно занимались любовью в каждый удобный, да и неудобный момент. А вот потом, немного поостыв, они начинали спорить и ссориться, отдаляясь друг от друга. Вот как сейчас…

– Почему после беременности ты не возобновила прием противозачаточных пилюль? Ты ведь знала, что рано или поздно я вернусь.

Вот опять он ставит под сомнение ее решение. Тери надоело терпеть его постоянные придирки, и она ответила довольно резко:

– Я снова записалась на операцию и надеялась, что успею все сделать до твоего приезда.

Как же ей надоело оправдываться!

– Ты все‑таки решила сделать операцию?

– Да, она запланирована на следующую неделю. Это одна из причин, почему я решила уехать и побыть в одиночестве. Мне необходимо было смириться с потерей ребенка и сосредоточиться на предстоящей операции.

После продолжительного молчания Терстон спросил:

– А тебе не приходило в голову, что после потери ребенка нам следовало бы еще раз обсудить ситуацию, а не принимать решение единолично?

Снова‑здорово!

– Знаешь, Терстон, не приходило. Все было говорено‑переговорено, все решения приняты. Что еще обсуждать? Ты же сам требуешь от меня неукоснительного выполнения договоренностей и твоих распоряжений, а если что‑то оказывается не по‑твоему, приходишь в ярость.

Терстон оторопело смотрел на нее. Потом повернулся к кормушке для лошадей, схватил огромную охапку сена и отошел в сторону.

Слова Тери сразили его похлеще удара под дых. Он молча носил сено из кормушки, обустраивая ночлег, но все время слышал ее слова. Ему не раз говорили друзья, что он бывает чересчур упертым и бескомпромиссным. Неужели и в семье он такой же узурпатор? Неужели то, что он искренне считал заботой о семье, было банальным домостроем?

Он сразу сказал Тери, что она не должна работать, а заниматься домом и детьми. Тогда, на заре их брака, Тери согласилась, потому что, как и Терстон, любила детей и хотела иметь большую семью. Увидев, что ей трудно управляться одной с тремя детьми во время его долгих отлучек, он предложил остановиться на трех дочках. Но оба они