Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Как такое может быть? Я точно помню, что бросил её в воду».
Клос сосредоточенно разглядывал монетку и блики на её глянцевой поверхности от смеси электрических ламп и факелов, горевших повсюду. Смотрел и не мог поверить, что всё это происходит с ним.
Монетка звякнула о чашу весов, толпа в очередной раз смолкла, а мсье Ле-Грант, оторвав глаза от списка, уставился на монетку. Ещё ни разу Клос (да и, возможно, никто из обитателей этого странного места) не видел его таким обескураженным. Человечек таращился на весы, которые покачивались то в одну, то в другую сторону, никак не решаясь, какое положение принять, и молчал. Казалось, весь зал затаил дыхание, даже очереди развалились, вновь превратившись в беспорядочное сборище сотен глаз. Глаз, которые в этот момент глядели, кажется, на самое важное событие в мире.
Если бы не маленькая чёрная монетка, оставшаяся в чашке, весы вполне могли показать поровну, но сейчас показывали явный перевес. Перевес в пользу Клоса. Толпа разразилась аплодисментами, весело заиграла музыка, а мальчика уже подбрасывали на руках.
– Ха-ха, радуйся, парень! Как ты уделал этого негодяя Ле-Гранта! – вопил Пигль, стараясь подбросить Клоса как можно выше. – Вот теперь-то устроим пир так пир! Такое торжество будет, вода вокруг будет кипеть весь день!
– Я не могу остаться. Мне надо ехать! – отрывисто кричал Клос в момент между приземлением и новым подъёмом в воздух.
– В ближайшие три дня ты точно никуда не поедешь, уж поверь мне! Ты теперь главный виновник торжества! А какое торжество без виновника? – Пигль был явно доволен и старался швырнуть мальчика как можно выше, потом поймать пониже и снова швырнуть.
– А чего это вы все так радуетесь? У вас ни разу праздников не было?
– Таких не было, ты – первый, кому за несколько тысяч лет удастся покинуть «Камень и бархат»… живым.
Банные процедуры, ловцы воздуха и тайна Бастьена
Яркий утренний свет врывался через большое панорамное окно, высеченное прямо в стене и убранное в шикарную деревянную раму. Снаружи доносился шёпот моря, больше никаких звуков не было слышно: ни топота, ни криков проносящихся за дверью людей. Тишина и покой. Даже удар колокола показался сегодня каким-то доброжелательным.
Клос лежал на огромной кровати и разглядывал столбики её резных колонн по углам. Узоры изображали диковинные растения, оплетающие опоры от основания почти до самого потолка. Синий полупрозрачный балдахин, отороченный золотой бахромой, создавал ощущение уюта и защищённости. Клос вспоминал вчерашний день.
Вспоминал, с каким усердием Пигль подбрасывал его своими огромными руками, а когда поставил на пол, толпа обступила их, и каждый норовил прикоснуться к нему, похлопать по спине, пожать руку, сказать что-нибудь приятное. А он не испытывал к ним ничего, кроме презрения.
Вспоминал, как мсье Ле-Грант пристально смотрел на монетку, качал на ладони, подбрасывал и даже пробовал на зуб, будто не мог поверить случившемуся. А потом с силой швырнул в свой сундук и с грохотом захлопнул тяжёлую крышку. Большой сундук, но всё же чуточку меньше, чем сундук Старика. И не такой старый.
Вспоминал, как дверь гостиницы, через которую он позавчера попал сюда, отворилась и он смог прижать продрогших Лаки и Барона к себе. А толпа, теснясь, глядела на это из-за двери, не решаясь переступить порог. Теперь коты дремали по обеим сторонам кровати, греясь в солнечных лучах, пробивающихся сквозь плотную ткань.
Вспоминал, как ему выделили лучший номер на самом высоком этаже башни, который назывался «капитанский». Сюда перенесли всё, что мальчик решил забрать из лодки: апельсиновое дерево и другие цветы, которые после пребывания в холодном пустом подвале уже заметно помрачнели; плёночный фотоаппарат со всеми необходимыми для проявки фотографий компонентами (мальчик не умел ими пользоваться, но ужасно хотел разобраться); будильник, который неправильно показывал время, видимо из-за сырости; немного припасов на всякий случай – вот, пожалуй, и всё, что в лодке находилось ценного.
В дверь постучали. Клос потянулся и спрыгнул с высокой постели. Путь по холодному полу от кровати до двери показался мальчику очень некомфортным, и он подумал, что неплохо бы постелить в номере пару толстых ковров, чтобы приятнее было ступать босиком. За дверью с подобострастной улыбкой на лице стоял Бастьен, и его голова, казалось, блестела ещё сильнее, чем вчера.
– Доброе утро, Клос, мсье Ле-Грант прислал меня, чтобы я провёл для вас маленькую экскурсию, показал, так сказать, окрестности. Он велел передать, что очень сожалеет о вчерашнем недоразумении, и просит принять от нашей гостеприимной гостиницы маленький комплимент, – он протянул мальчику свёрток.
– Господин Клос.
– Что? – Бастьен, казалось, не расслышал, а улыбка всё так же не сходила с его лица.
– Господин Клос, – повторил мальчик, – можешь теперь называть меня так, – он был очень зол на Бастьена и хотел как-нибудь задеть его.
– Да, конечно, господин Клос, как будет угодно, – Бастьен элегантно поклонился, почти касаясь зелёным бантом пола. Его чёрный фрак скрипнул от натуги, и Клос опять разглядел на затылке Бастьена своё отражение. – Прошу вас переодеться, затем я провожу вас в купальни, после чего начнём. Знаете, все тут на ушах стоят после вчерашнего…
– Буду через минуту! – мальчик закрыл дверь прямо перед носом назойливого утреннего гостя. Разговаривать с ним не хотелось.
– Ну, ничего, разведать окрестности не помешает. Узнаю, как тут всё устроено, проведём торжество и продолжим путь. Да, пушаны? – обратился Клос к котам. Те не ответили.
Клос заглянул под балдахин. Лаки, свернувшись в клубок и накрыв лапкой свою белую мордочку, сладко сопел, а Барон лежал, укутавшись в одеяло, и щурился от яркого солнца. Идти вместе с ним коты явно не собирались.
– Ладно, ждите меня здесь, я быстро!
Клос развернул подарок Ле-Гранта: это был праздничный белый камзол, расшитый золотыми нитками. Мальчику ужасно не хотелось его надевать, но перспектива влезать во вчерашнюю грязную одежду радовала ещё меньше.
«Ну, раз у них так принято…»
Камзол сидел идеально, и Клос даже слегка залюбовался своим отражением в зеркале, висевшем прямо напротив постели. – Господин Клос! – он рассмеялся.
«Так, а теперь сделаем несколько кадров для истории», – про себя произнёс мальчик и взвёл затвор фотоаппарата.
Для какой такой истории, он и сам, собственно говоря, не знал. Просто слышал, как эту фразу произносили другие, когда фотографировали, поэтому неосознанно и сам стал говорить так.
– Улыбнись, Бастьен! – Клос распахнул дверь и ослепил Бастьена фотовспышкой. Растерянный вид Дворецкого очень развеселил мальчика.
– Что это вы сейчас сделали? – потирая глаза за очками, спросил тот.
– Это обычный фотоаппарат – отводишь затвор, вот здесь, нажимаешь сюда, раз! И через некоторое время получаешь фотографию. С проявкой фотографий, правда, ещё предстоит разобраться, я захватил с собой всё что нужно, но пока и сам